Невеста по завещанию

   Я видела, каким пунцовым стало лицо Дамиана. Видела, как он сжал зубы, с трудом сдерживая гнев. Да, он сказал, что позволит мне завести любовника. Но ведь не так же. Не на глазах у всего замка. Не сейчас. И только с его ведома. А такой распущенности, такого предательства он не простит.

   - Оставьте нас наедине с моей женой.

   Голос Дамиана прозвучал сурово.

   Слуги неохотно, с возобновившимся шушуканьем стали продвигаться к выходу.

   - Что делать с этим? - мрачно спросил Эддингтон, кивая головой на гонца.

   - Тащи в угловую приёмную, - ответил Дамиан. - Вы, там, помогите. - Он даже не повернул головы, но дворецкий и Фредерик тут же подскочили к офицеру. - И глаз с него не спускайте. Даже не вздумайте упустить.

   Служанки оживились и зашагали к двери более резво, поняв, что спектакль не окончился, а лишь переносится в другое помещение.

   - Давай, двигайся! - грубо обратился к гонцу Эддингтон. - Дать ему одеться?

   Это он уже спросил у Дамиана.

   - Да нет, зачем же? - бесстрастно ответил тот. - Пусть идёт так. Во всей красе.

   Не знаю, какие чувства испытал в этой связи мой мнимый (или не мнимый?) любовник, но в этот момент они меня мало волновали. Мы с Дамианом остались в комнате вдвоём. Дверь закрылась, хлопнув, будто молоток оглашающего приговор судьи.

   Я молчала и всё никак не решалась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в свою защиту. Дамиан посмотрел на меня, затем снова оглядел комнату и поднял с края кровати висевший там сиреневый чулок.

   - Твоё? - осведомился он, изогнув бровь.

   - Да откуда?! - возмущённо воскликнула я, вложив в этот возглас весь свой протест относительно сложившейся ситуации.

   - Зря, - бесстрастно отозвался Дамиан. - Тебе бы пошло.

   И, откинув чулок в сторону, сказал:

   - Одевайся.

   Он наклонился, поднял с пола платье и перебросил его мне. Для того, чтобы одеться, пришлось сначала вылезти из-под одеяла, но в сложившихся обстоятельствах было не до стеснений. Дамиан отвернулся вполоборота; я постаралась натянуть платье как можно быстрее. Встала с кровати, засунула ноги в валявшиеся рядом туфли.

   - Идём.

   Дамиан подождал меня у двери, распахнул её и вышел первым. Я последовала за ним. В коридоре было пусто: зрители уже переместились к месту второго действия. Я чувствовала, что объясняться бессмысленно, что наказание ждёт меня в любом случае, независимо от того, что я скажу, и от того, как всё происходило на самом деле. Я чувствовала это - и на место страха и смятения приходила злость.

   - Прикажешь пороть меня плетью? - спросила я сквозь зубы.

   Дамиан остановился, как вкопанный, так внезапно, что я врезалась ему в спину. Он обернулся, одновременно отстраняясь на шаг назад.

   - Скажи, откуда у тебя берутся такие идеи? - осведомился он, качая головой так, словно находился под сильным впечатлением. - Сначала лошадиный хвост, теперь плеть? Признайся откровенно: в то время, как все нормальные девушки мечтали о принце на белом коне, ты рисовала в своём больном воображении мужа-садиста?

   Дамиан снова зашагал по коридору. Я семенила за ним, мрачно бубня себе под нос. Моё-то воображение тут при чём? Про лошадиный хвост он сам тогда говорил, а про плеть нас в пансионе учили. Нам ведь подробно рассказывали, чем чревата супружеская измена и как она карается.

   Мы почти уже подошли к угловой комнате, использовавшейся в качестве приёмной, но, не доходя до неё нескольких шагов, Дамиан неожиданно открыл другую дверь. И знаком предложил мне войти. Я послушалась - а разве у меня был выбор? В комнате оказалось темно, но Дамиан пересёк её уверенным шагом и отодвинул в сторону одну из висевших на стене картин. Затем нажал на какой-то рычаг. В комнату сразу же ворвался гомон голосов, и я быстро сообразила, что это собравшиеся в соседнем помещении слуги бурно обсуждают события сегодняшнего вечера. Дамиан, опять-таки жестом, подозвал меня подойти поближе. Как оказалось, за картиной было проделано небольшое окошко, ведущее в соседнюю комнату - ту самую угловую приёмную. Обычно оно было закрыто не только самой картиной, но и своего рода ставнем, сливавшимся со стеной. Поскольку здесь было темно, а с той стороны, наоборот, горели свечи, нас оттуда было не видно, в то время как приёмная, напротив, была, как на ладони.