Обманутые иллюзии

– Готовься к переменам. – Мадам сложила «колесо фортуны». – К исполнению своей мечты – если будешь умной. И к ее потере. Появится кто-то из прошлого. Придет печаль. Потребуется время для того, чтобы залечить раны.

– А карта смерти? – Роксана с удивлением почувствовала, как по телу пробежали мурашки, когда она посмотрела на ухмыляющийся скелет.

– Смерть преследует жизнь с первого ее момента, – Мадам нежно погладила карту. – Ты слишком молода, чтобы почувствовать ее дыхание. Но смерть приходит, когда ее не ждешь. Отправляйся в свое путешествие, pichouette , и учись уму-разуму.

* * *

Люк был не просто готов уехать. Ему ничего так не хотелось, как отправиться куда-нибудь из этого города. Последний платеж для Кобба лежал на его кофейном столике в конверте с наклеенной маркой.

Требования об оплате поступали с такой же регулярностью, как счета по закладной на недвижимость. Две тысячи туда, четыре сюда; итого получалось пятьдесят тысяч ежегодно.

Но не деньги волновали Люка. Их у него было предостаточно. Но ему приходилось сдерживать отвратительную тошноту, подступавшую к горлу всякий раз, когда он обнаруживала пустую открытку в своем почтовом ящике.

На ней обычно было написано «2 куска». Иногда «5 кусков», когда Кобба преследовали неудачи. А еще обратный адрес. И больше ничего.

Четырех лет Люку вполне хватило, чтобы убедиться в умственных способностях Кобба. Этот человек был куда хитрее, чем Люк когда-либо думал. Будь он дураком, истребовал бы сразу кругленькую сумму и быстренько бы ее просадил. Но нет, старый, хорошо владеющий ремнем Ал знал цену постоянному притоку денег.

Так что Люк был более чем готов уехать – ото всех этих открыток, от ускоренного пульса на шее, от беспокойства по поводу максовой одержимости найти несуществующий волшебный камень.

На судне у них будет слишком много работы, чтобы думать обо всех этих вещах. Там будут представления, заходы в порты и уже спланированное ими чистое «дело» в Манхэттене.

Когда у них будет свободное время, Люк планировал сесть у бассейна, надеть наушники, зарыться в какую-нибудь книгу и наслаждаться холодным пивом, которое будет разносить официантка с пышными формами.

В целом же, жизнь была прекрасна. На его счетах в швейцарских банках было чуть больше двух миллионов и примерно столько же вращалось в разных акциях, облигациях и на денежных рынках в Соединенных Штатах. Кое-какие более скромные средства были вложены в недвижимость. В его шкафу висели костюмы от «Севиль Роу» и «Армани», хотя он, как и прежде, предпочитал джинсы фирмы «Левай'с». Быть может, он и чувствовал себя более уютно в кроссовках «Найк», но на подставке для обуви красовались начищенные до блеска туфли от «Гуччи» и несколько пар ботинок фирмы «Джон Лобб». Он ездил на автомобиле старой марки «Шевроле Корвет» и летал на собственном самолете «Сессна». Ему нравились импортные сигареты и французское шампанское; кроме того, он питал слабость к итальянкам.

Короче, полуголодный карманник превратился в разборчивого любителя красивой жизни.

Поддержание этого имиджа стоило ему небольшого шантажа, а также подавления одного тоже небольшого, но изматывающего постоянного желания. Роксана.

Впрочем, Макс учил его никогда не подсчитывать, что чего стоит, если только речь не идет о гордости.

Люк с кружкой кофе в руке вышел на балкон, чтобы посмотреть на происходящее на площади Джексона. Там были девушки в красивых летних платьях, дети в прогулочных колясках, мужчины с висящими на шее фотоаппаратами. Взгляд остановился на трех чернокожих мальчиках, неистово отбивающих чечетку. Даже на расстоянии он слышал, как их ботинки резко стучали по бетонным плитам. Вокруг собралось немало народу и он порадовался за них.

Женщина, чей голос он услышал в первый день своего пребывания в Новом Орлеане, больше не пела в Квартале. Ему не хватало ее голоса и несмотря на то, что никто из певцов не оказывал на него столь сильного эмоционального влияния, ему нравилось, что картонные коробки уличных исполнителей заполняются мелочью.

Если бы не Макс, подумал он. Если бы не Макс и Лили, он не мог бы даже танцевать за гроши. Ему было бы сейчас гораздо хуже.

Эта мысль заставила его нахмуриться. Он знал, почему Макс отдавал ему и Роксане фокус за фокусом. Ему казалось даже, что он понимает, почему Макс все чаще вместо того, чтобы готовиться к представлению, занимается поисками проклятого философского камня. От этого понимания становилось больно.