— Слава Богу. — Она почувствовала такое облегчение, что не противилась, когда Крэмптон наложил ей на руку жгут для измерения давления.
— Могу я ее увидеть?
— Не раньше, чем завтра. — Он сжал ее руку прежде, чем она успела возразить. — Это распоряжение врача, не мое, Худышка.
— Вы находитесь в сильном стрессовом состоянии молодая леди, — сказал ей доктор Крэмптон. — Слишком сильном. Позвоните ко мне в приемную и запишитесь на прием на следующей неделе. И никаких возражений.
— Никаких, сэр.
Он улыбнулся ей. — Вам придется попытаться найти выход из всего этого.
Она улыбнулась ему в ответ. — Вы правы.
— Вы всегда были одной из моих худших пациенток. — Он похлопал пальцем по кончику ее носа. — Я хочу, чтобы вы отдохнули. Я сейчас дам вам кое-что, чтобы помочь уснуть. — Он уловил ее упрямый взгляд и ответил ей таким же. — Я сделал бы то же самое для собственной дочери.
Она вздохнула. Перед ней был человек, лечивший ее в детстве от ветрянки, человек, к которому она, ужасно стесняясь, пришла на первый в своей жизни гинекологический осмотр. Его голос по-прежнему был терпелив, а руки по-прежнему мягки. Только вокруг глаз появились новые, более глубокие морщины с тех пор, как Клер в последний раз лечилась у него. Волосы его поредели, талия расширилась. Но она очень хорошо помнила, как он вытаскивал воздушные шарики из фарфорового клоуна на своем столе и давал их послушным девочкам и мальчикам.
— А я получу приз?
Он снова усмехнулся и раскрыл саквояж. Вытащил из него длинный красный воздушный шар и набор таблеток. У тебя хорошая память.
Она взяла это, символ надежды и детства, и зажала в руке. — С вашей стороны было очень любезно придти сюда, доктор. Простите, что Кэм вытащил вас из постели.
— Это не первый и не последний раз. — Он подмигнул ей. — Ты пережила ужасный шок. Клер. Но я думаю, все дальнейшее поможет тебе придти в себя. Обязательно запишись на прием, а то я заберу этот шарик. — Он взял саквояж и обратился к Кэму. — Я могу поговорить с хирургом, если хочешь, чтобы он время от времени заглядывал к пациентке.
— Эть было бы здорово.
Он отмахнулся от выражений благодарности, и они смотрели, как он уходит усталым медленным шагом.
— Он не изменился, — сказала Клер. Кэм поднес ее руку к своей щеке и прижал. — Ты меня здорово напугала, Худышка.
— Прости.
— Все еще злишься на меня?
Она беспокойно задвигалась. — Не в этом дело. Просто немного странное чувство, когда тебя допрашивает человек, с которым ты спишь.
Он отпустил ее руку и отшагнул назад. — Я могу поручить Баду провести остальные протокольные дела, если тебе так будет удобнее.
«Я все опять порчу, — подумала Клер. — Как и следовало ожидать». — Не надо, я справлюсь. — Ей даже удалось, хотя и с трудом, улыбнуться. — Итак, что дальше?
— Я могу отвезти тебя домой, чтобы ты как следует выспалась.
Именно это ему и хотелось сделать.
— Или?
— Если ты в состоянии, то поедем вместе на место происшествия, восстановим, как все это было.
«Именно это полагалось ему сделать по долгу службы», — считал он. Она почувствовала внутренний приступ паники и сумела сразу подавить его.
— О'кей, тогда пройдем в дверь номер два.
— За рулем буду я. Твою машину мы заберем позднее. — Ему хотелось ее тщательно осмотреть, не только с помощью карманного фонаря, чтобы понять, каковы были последствия столкновения.
Она сползла со стола и дотронулась до его руки. — Мне кажется, я забыла ключи в машине.
Этой ночью залечивались и другие раны. Принимались и другие решения. Двенадцать оставшихся детей Сатаны сомкнули ряды. Их страхи на время отступили. В ночь полнолуния они встретятся в честь Esbat. Для празднества. Для посвящения. Для жертвоприношения.
Жертва, ниспосланная им, ускользнула. Им предстояло лишь выбрать другую.
— Это было здесь. — Клер закрыла глаза, когда Кэм приблизился к повороту дороги. — Я ехала с другой стороны, но именно здесь… — Скрежет тормозов, ее собственный крик. — Вот здесь я ее сбила.
— Хочешь остаться в машине, пока я осмотрю место?
— Нет. — Она распахнула дверь и выскочила из машины.
Зашла луна. Гасли звезды. Это был самый темный, холодный промежуток ночи. «Существовал ли еще час, — подумала она, — когда человек оказывался бы более уязвимм, чем в этот момент, принадлежавший существам, в дневное время скрывающимся или спящим». В кустах раздался шорох — крик охотника, вопль жертвы. Она увидела тень совы, уносящей в когтях истекающую кровью добычу. Сверчки продолжали свое нескончаемое верещание.