Тверская, 8

Но болезненное состояние, в котором жила страна в последние годы, перепутало все планы.

Наступило очередное обострение, и казалось, что этот кризис уж точно последний, страна его не переживет.

Сколько можно кризисов, каждый из которых кажется смертельным, последним исходом?..

В октябре, дождливым серым днем, когда темно уже с утра, и мутные желтые огни отражаются в мокром асфальте, и хочется пить чай, задумчиво греть руки о чашку и ни о чем не думать, танки пошли на Белый дом.

Марина прибежала на работу и кинулась сушить волосы, потому что позабыла зонтик и сильно вымокла, а к мэрии тем временем валом валил народ, и у всех были мрачные, напряженные лица, горящие глаза и какие-то транспаранты в руках.

– Это свои? – тихонько спросила у нее Катя, пока она сушилась в закутке на втором этаже. Фен бодро гудел, и Марина прядь за прядью подставляла под теплую струю. Волос было много, и она сердилась, что они никак не высохнут.

В залитое дождем серое окошко, бывшее у них как будто под ногами, было видно мэрию, толпу, транспаранты и даже, похоже, какие-то металлические заграждения, перетянутые колючей проволокой. Баррикады, что ли, будут возводить?..

– Нет тут ни своих, ни чужих, – мрачно сказала Марина из-за занавеси своих волос. – Какие чужие! Страна-то одна!

Катя вздохнула.

– Это я понимаю, Марина Николаевна. Только у нас теперь президент с парламентом воюет, так?

– Так.

– А мэрия на чьей стороне?

– Мэрия, – отчеканила Марина – на той стороне улицы. А мы на этой. Мы войной ни на кого не идем, у нас другие задачи!

Два года назад, в августе, она уже объясняла своим перепуганным «девушкам» про задачи, и уверяла, что танки не будут стрелять, и обещала, что все кончится хорошо, как будто это от нее зависело!..

В магазине весь день горело желтое электричество, и народ, собиравшийся на демонстрацию, то и дело забегал погреться. От гревшихся узнавали последние новости.

Говорят, что министр обороны вызвал в Москву Кантемировскую дивизию.

Говорят, что военные объявили, что не станут подчиняться «антинародным и преступным приказам», а это значит, контроль над армией потерян.

Говорят, что Хасбулатов призвал народ к оружию, и вроде бы где-то на Маяковской это оружие уже раздают.

Говорят, что к вечеру начнется.

Говорят, гражданская война – та самая, после которой случилась революция, – именно так и начиналась.

От прибегавших с улицы пахло дождем, дымом и жженой резиной. В скверике за памятником Юрию Долгорукому жгли костры, черный дым стлался по улице, застилал серое небо.

К вечеру стало понятно, что готовится что-то и впрямь очень серьезное и страшное. Танки – может, как раз Кантемировская дивизия, кто ее знает, – стояли по всей улице, люди плотным кольцом окружали каждый. В толпе шумели угрожающе, кричали «Не пропустим убийц!» и еще «Солдаты! Вас обманывают!» Мальчишки-танкисты в мокрых шлемофонах смотрели с брони вниз, в толпу, и ощущение катастрофы, того, что мир вот-вот порвется, как кусок никому не нужной вчерашней газеты, и под гусеницами танков пропадет, погибнет вся прежняя жизнь, нарастало с каждой минутой.

К вечеру стало ясно, что инкассация не приедет, и вся выручка останется в магазине.

Чего-то в этом роде Марина и ожидала.

Конечно, куда ехать! Да еще за деньгами! Машину не пропустят демонстранты, а отвечать потом за чужие деньги, да еще, может, собственной жизнью – кому это нужно?

Охранники, которых Марина про себя называла «вахтеры», тосковали с самого утра, как видно боялись, что директриса заставит ночью дежурить. А как дежурить ночью, когда и днем страшно! И чего дежурить, зачем, когда все, все гибнет, рушится, горит синим пламенем! Разве кому-нибудь когда-нибудь понадобятся книги, если война уж почти началась?!

Самый молодой из «вахтеров», сорокапятилетний Сергей Васильевич прямо среди дня ушел с работы «на баррикады», объявив, что его место там, где народ сражается за свободу, а вовсе не в подсобке книжного магазина.

– Я вас уволю, – сказала Марина совершенно спокойно.

Спокойствие давалось ей нелегко, но кто-то должен быть сильнее всех, это она точно знала с тех самых пор, как однажды на Приполярном Урале их маленькая группка заблудилась в пурге, и несколько часов все были уверены, что это – смерть. Они шли, монотонно переставляя лыжи, пригибаясь от ветра, почти вслепую, потому что снег лепил в глаза, и каждый думал, что идет... в смерть. Другой дороги нет. Другая дорога потеряна, и найти ее в такую пургу невозможно. Тогда им повезло, с ними пошел их самый первый инструктор Виталий Иванович, который и идти-то не собирался, а пошел, потому что любил ребят именно из этой группы. Тот, кто должен был отвечать за них в этом походе, отвечать ни за что не мог, у него началась почти что истерика, и его приходилось уговаривать двигаться, иначе бы он упал и замерз. Не то что Виталий Иванович все время рассказывал анекдоты и пел зажигательные песни, но он как будто совершенно точно знал, что еще немного усилий, еще немного монотонных движений, еще немного пурги, мороза и снега в лицо – и они выберутся. Самое главное сейчас не сдаться, не упасть в снег, не разрешать себе отчаиваться, и тогда все обойдется. У Виталия Ивановича не было в этом никаких сомнений, хотя, став старше, Марина поняла – были, и еще какие!..