– Это кофта Светы, – сказала Лиза.
– Ты уверена? – отшатнулась я.
Гинзбург засунула руку в карман кардигана, извлекла темно-красную книжечку, раскрыла ее и швырнула в умывальник.
– Правильно, – зашептала она, – я была слепа! Они отлично знали друг друга!
Я схватила удостоверение. «Лукашина Светлана Сергеевна, помощник режиссера». Что-то в этом есть странное, но пока не пойму, в чем дело.
Внезапно Лиза бросилась в комнату, я побежала за ней.
– Спишь, сволочь, – заорала Елизавета, – а ну, просыпайся, скот! Где Барба? Отвечай!
Но Володя не открывал глаза, его голова моталась из стороны в сторону. Руки безвольно дергались, рот был полуоткрыт.
– Чего молчишь? – озверела Лиза и отвесила любовнику пощечину.
– Стой, – прошептала я, – он, похоже, умер!
– Кто? – удивилась Лиза.
– Володя! – затряслась я.
– Врешь, – отскочила она от дивана.
– Нет, – стараясь не завопить от ужаса, пролепетала я, – живой человек так не лежит!
Лиза попятилась в коридор, я схватила ее за руку, вместе мы кинулись на кухню.
– Что нам делать? – дрожала Гинзбург.
– Надо вызвать «Скорую», вдруг он жив? – предложила я.
– Пошли посмотрим, – сказала Лиза.
– Боюсь, – честно призналась я.
– Если человеку сделать искусственное дыхание, он может дождаться приезда врача, – засуетилась Елизавета.
Снова взявшись на руки, мы вернулись в комнату. Лиза достала из сумки зеркало, я попыталась нащупать пульс на шее писателя. Кожа Володи была липкая и холодная, широко раскрытые глаза, не моргая, уставились в потолок, нижняя челюсть отвисла, вдобавок от него сильно несло мочой.
– Он умер, – вырвалось у меня, – и похоже, уже больше двух часов прошло! Наверное, скончался сразу, как лег!
– Откуда ты знаешь? – выдохнула Лиза.
– Треугольные пятна в углах глаз, – пояснила я, – их называют пятна Лярше, серовато-желтые отметины появляются примерно через два часа после смерти.
– Ты врач? – поразилась Лиза.
– Нет, просто знаю, мне полковник Дегтярев рассказывал. Нам надо вызвать милицию.
– Никогда! – испугалась Лиза. – Быстро уходим. Соседи тут пьющие, нас не заметят, бежим!
– С ума сошла?
– Вовсе нет, торопись.
– А тело?
– Пусть тут лежит!
– Лиза!
– Что? – оглянулась Гинзбург, успевшая дойти до порога.
– Варя похищена! Ее надо найти!
– Спасибо, что напомнила, – обозлилась Лиза.
– Значит, нужно обратиться в милицию.
– Нет, они все испортят! Я сама ее отыщу!
– Не говори чепухи, – строго сказала я и вынула телефон.
– Эй, кому ты звонишь? – напряглась Елизавета.
– Человеку, который, являясь опытным профессионалом, умеет хранить чужие тайны и способен понимать людей, – ответила я.
Александр Михайлович страшный зануда, но если я коротко говорю ему: «Случилась беда», – полковник моментально отвечает:
– Куда ехать? Буду через полчаса!
Самое интересное, что, несмотря на пробки, он всегда прибывает на место спустя тридцать минут. Вот и сегодня Дегтярев не подвел. Едва большая стрелка часов приблизилась к цифре «6», как из коридора послышался хорошо знакомый баритон:
– Дарья, ты где?
– Тут! – Я высунулась из кухни. – Иди сюда.
– Не вижу трупа, – заявил полковник, с трудом пролезая в дверь.
– Он в комнате, – пояснила я.
На следующее утро меня разбудил Хучик. Бойко стуча когтями по паркету, мопс прогалопировал по спальне, носом толкнул дверь и выбежал в коридор. Я села на кровати и посмотрела на будильник. Семь утра. Однако странно, обычно Хуч мирно спит до десяти, в отличие от Банди, который готов в любое время дня и ночи, невзирая на погоду, носиться по саду. Мопс не любит совершать лишние телодвижения, лучшее времяпрепровождение для него – дрема под пледом на мягком диване.
Дверь приоткрылась.
– Хозяйка, – свистящим шепотом осведомился Амара, – помогите, пожалуйста.
– Что случилось? – насторожилась я.
– Утюг! Где у вас утюг?
– Забыл? Вчера я тебе показывала! В кладовке под крышей, – зевнула я, – доска стоит под мансардным окном, а розетку закрывает тумба с полотенцами. Доска кажется громоздкой, но это лишь видимость, она на колесиках и легко передвигается. Понял?
– Да, хозяйка, – закивал Амара, – есть, хозяйка! Я пошел!
Я легла, натянула до подбородка одеяло и попыталась задремать. На улице стояла тишина, прерываемая лишь пением птиц. В этом году у трясогузок вывелось невероятное количество птенцов, почти все ели усеяны гнездами, откуда несется звонкое чириканье. Пташки вопреки тому, что написано о них в энциклопедии, засыпают не в восемь вечера, а после полуночи и в три утра уже начинают поиски еды. Я вчера сказала Амаре, чтобы он насыпал им корма. Интересно, парень выполнил мою просьбу? Кажется, нет, когда кормушки-домики на высоких ножках полны еды, трясогузки так не орут, а сегодня они просто сошли с ума.