Танец меча

Меф остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. С отцом он всегда испытывал сложные чув­ства. И смущение, и напряжение, и легкий стыд, и постоянное ожидание, что отец чего-нибудь такое ляпнет.

— О! Сын! Как учеба? — В попытке обнять его Игорь Буслаев взмахнул тропическим растением.

— Лучше не бывает, — отозвался Меф. Тут же спохватился, что звучит грубо, и уточнил: — Соглас­но учебному плану.

Игорь Буслаев ущипнул его за щеку. — В тебе кипят мои гены! Твоя мать, хоть и ко­ролева моего сердца, все же, прости меня, недале­кая женщина! Вы меня понимаете, Дашенька! Вы же тоже не ангел во плоти!

Дафна воздержалась от ответа, чтобы не риско­вать перьями. Меф засопел.

— Ну-ну, мальчик! Я всегда говорю правду, оттого у меня и столько завистников!.. Кстати, мне нравится твоя девушка! В ней есть полет!.. Только не спешите с внуками! Я не готов быть дедом еще лет тридцать! Ну прощайте, батенька, мне пора!

Игорь Буслаев еще раз взмахнул цветком и от­правился на штурм подъезда. Сделав пару шагов, вернулся, обнюхал губы Мефа и таинственным ше­потом сказал:

— Сын мой Пушкин, послушай старика Держави­на! Никогда не мешай горячительные напитки! Ли­тература не переносит коктейля жанров!

Дверь подъезда закрылась за великим человеком.

— Я его не выношу! — сказал Меф.

— Ну и напрасно, — отозвалась Даф. — Он хо­роший.

— КТО? МОЙ ОТЕЦ?

— Да. Твой отец.

— А зачем тогда все эти фокусы? Даф засмеялась.

— Хочешь сказать, ты сам не такой? Представь, ты сидишь в гостях, где на тебя все смотрят, как на больного, который вот-вот выльет чашку себе на го­лову. Что ты сделаешь?

— Вылью чашку себе на голову, — подумав, со­гласился Меф.

— Тогда чего же ты ждешь от отца?

— Ничего, — буркнул Меф и тут же без всякой подготовки выпалил: — Я сегодня видел Троила и… ударил его мечом!

Зрачки у Дафны сузились и сразу расширились.

— Рана серьезная. Меч… я почувствовал, вошел глубоко. Изгибался внутри… Он и с Багровым тог­да так сделал, но у того-то нет сердца, — поспешно продолжал Меф.

Дафна зачем-то оглянулась. За выпотрошенной телефонной будкой стоял Матвей Багров. Перед ним в коляске сидела Ирка в дутой осенней куртке. Курт­ка была синяя, а шапка до ослепительности крас­ная — такая яркая, что истомленный московской ту­склостью цветов, изголодавшийся по краскам взгляд сразу к ней потянулся.

— О, Ир! Привет! Как ты? — крикнул Меф тем бодрым голосом, которым говорят с людьми, на кото­рых неловко смотреть.

Ирка помахала Мефу рукой. Она была такая бо­драя, что с лица Мефа мгновенно исчезло преувели­ченно приветливое выражение. Лицо стало обыч­ным упрямо-буслаевским. Главный плюс дружбы с действительно несчастными людьми в том, что рядом с ними невозможно притворяться несчаст­неньким.

— Она прекрасно! Лучше, чем ты! — с вызовом отозвался Багров.

— Не заводись! — сказал Меф миролюбиво, за­ранее зная, что Багров начнет нарываться до бес­конечности.

У Дафны зазвонил телефон. Она поднесла трубку к уху. Трубка что-то торопливо шепнула и выклю­чилась.

— Снова Евгеша! Он нашел Прасковью! А теперь там еще и джинн!.. — сказала Дафна взволнованно.

— Телепортируем?

— Нет. Рядом с джинном всегда сильные помехи: нарвемся!

До дома Наты они добрались без телепортации, на машине. Их вез бомбила — парень из Средней Азии. Ирку посадили на заднее сиденье. Коляску за­бросили на верхний багажник и примотали верев­кой. Она оказалась такой тяжелой, что Меф с Багро­вым грузили ее вдвоем. До этого случая Меф понятия не имел, что инвалидные коляски такие тяжелые.

— А крышу не продавит? — поинтересовался он. Бомбила замахал руками.

— Какой продавит? Доска возил, холодильник возил, велосипед возил! Теперь скажу: коляска тоже возил!

— А почему джинны так боятся некромагов? Вроде как они не мертвяки? — спросил Меф, когда они выгрузились у подъезда Наты.

— Точно не помню. Кажется, у нас с ними одна магическая природа, — отозвался Багров.

— С мертвяками? — не удержался Буслаев.

— С некромагами. Просто у нас она более сгу­щенная… Короче, запоминай; два некромага силь­нее восьми джиннов, но четыре джинна сильнее шести некромагов. Семь некромагов сильнее трид­цати джиннов, но слабее двадцати девяти джиннов и одной бешеной бабочки.

У Мефа извилины завязались морским узлом.

— Кувшин у тебя? — спросил Багров. Мефодий повернулся к нему спиной, и Матвей

вытащил у него из рюкзака кувшин. Багров со зна­нием дела оглядел его, потрогал пальцем ровный срез горлышка, хмыкнул и сунул под куртку. Потом подошел к урне и, наклонившись, стал в ней рыться, не проявляя ни малейшей брезгливости.