Узник в маске

Она опустилась на каменную скамью под ивой с тонкими голыми веточками и надолго застыла, глядя на неподвижную гладь пруда... По прошествии продолжительного времени ее слух различил чьи-то шаги. Судя по их легкости, к ней приближался опытный охотник за пугливым зверем; эти шаги она распознала бы среди многих тысяч. Не оборачиваясь, она проговорила:

– Одновременно со мной из Парижа высланы госпожа де Шомбер и Пьер де Ла Порт. Вам понятно, что это означает?

– Мадемуазель рассказала мне только о вас, зная, что мне важны одна вы...

– Удивительно! Ведь событие наделало шуму. Знайте же, что король осведомлен ныне об... особых обстоятельствах, сопровождавших его появление на свет. Прежде чем принять в последний раз в жизни просфору, королева Анна рассказала сыну все. Ну как, вы по-прежнему горите желанием отправиться в свой крестовый поход?

Ответом ей была сначала гробовая тишина, потом – горестный вздох, потом – слова:

– Более чем прежде! Возможно, этим поступком я отобью у этого могущественного юнца желание меня убить.

– Не глупите! Он никогда не пойдет на поводу у подобных желаний. Да, он порывист, что свойственно юности, в нем бурлит кровь, однако он наделен богобоязненным сердцем и не станет совершать грех, который мучил бы его потом до глубокой старости. Другое дело – случайности, которые могут произойти в пылу боев, тем более в столь отдаленных краях... Все, о чем он мечтает, – это избавиться от вашего присутствия. При этом он знает, что вас ненавидит Кольбер.

– Не вижу логики. Разве стал бы доверять подобный секрет простому слуге монарх, мнящий себя величайшим правителем обоих полушарий?

– Разумеется, не стал бы. Ему достаточно ненависти Кольбера. Она – надежный инструмент.

– Перед богом это было бы не меньшим преступлением. Хотя благодаря вашим речам я стал лучше разбираться кое в каких вещах. В последнее время мне казалось, что ему неприятен сам мой вид. Он и раньше не слишком-то меня жаловал, а теперь и подавно я должен внушать ему ужас.

– Не знаю, какие чувства он в действительности к вам испытывает, но мне крайне подозрительно потворство Кольбера вашей экспедиции. Не уплывайте, Франсуа, умоляю!

Бофор, потрясенный слезами Сильви, подошел к ней сзади и положил ладони на ее вздрагивающие плечи.

– Как давно ты не называла меня по имени, Сильви! Уж не для того ли, чтобы лишить меня отваги, ты произнесла его сейчас?

– Нет, просто мне отчаянно хочется уговорить тебя остаться.

– Из-за Филиппа? Даю слово изо всех сил оберегать его от опасностей.

– Да, из-за него, но в еще большей степени – из-за тебя самого! Ах, Франсуа, мне так страшно, что там с тобой случится беда! Боюсь, что никогда больше с тобой не свижусь... Чутье подсказывает мне, что ты не только не станешь беречься, а даже будешь искать смерти.

– Признаться, меня посещали такие мысли. В этой войне, в которой все решает господь, я часто подумываю, не воспользоваться ли случаем перенестись к нему раньше срока. Умереть в бою, покрыв себя славой, – какой счастливый конец для неудавшейся жизни!

– Неудавшаяся жизнь? Как ты можешь так говорить, Франсуа? Ведь ты...

– Молчи! Я знаю себе цену, Сильви, и устал от самого себя не меньше, чем от прочих людей.

Бофор опустился на скамейку рядом с Сильви и схватил ее за руки, заставив посмотреть на него.

– На свете есть всего одно создание, способное вернуть мне желание продолжить существование, которое так многим в тягость, и это создание – ты! Если я вернусь живым, ты обещаешь стать моей женой?

Она вздрогнула, попробовала встать, сбежать от него прочь, но он не собирался ее отпускать.

– Это невозможно, ты же знаешь!

– Почему? Из-за того, что я убил?..

– Нет, из-за Мари. Она отвернулась от меня, как отвергла и свою любовь к тебе, когда узнала, что ты – отец Филиппа.

– Как она сумела это узнать?

– Значит, вы не получили письмо Персеваля? Ей открыл глаза все тот же проклятый Сен-Реми, просочившийся в окружение твоего брата Меркера. Она познакомилась с ним у госпожи де Форбен.

– Это ничтожество добралось до Прованса? Почему я его не встречал, почему ничего о нем не слыхал?

– Видимо, он тебя остерегался. А может, изменил внешность. Так или иначе, Мари призналась, что презирает меня. Если я выйду за тебя замуж, то придется расстаться с последней слабой надеждой вернуть рано или поздно дочь. Уверена, она по-прежнему в тебя влюблена.

– Но я-то не люблю ее так, как ей хотелось бы! Я пошел ей навстречу только потому, что она грозила наложить на себя руки у меня на глазах, а еще потому, что об этом меня просила ты сама. Я собирался тянуть с браком как можно дольше в надежде, что она образумится или встретит более достойного жениха. Вот уже несколько месяцев я только о том и твержу в своих молитвах.