Узник в маске

– Кто говорит о бегстве? Ваше узилище не опустеет. Если вы передадите заключенного присутствующей здесь госпоже, его место займет другой человек.

– Любопытно, кто же? Уж не вы ли?

– Именно я! Приглядись ко мне, Сен-Мар! Я одного с ним роста, блондин, как и он, у меня голубые глаза, и я все о нем знаю, потому что жил рядом с ним с детства, будучи его оруженосцем. Я знаком со всеми его привычками, образом жизни. Его образ мыслей – и то для меня не тайна. Я для того сюда и приехал, чтобы сесть в тюрьму вместо него.

– Что я слышу? Вы сами себя приговариваете к пожизненному заключению? Ведь ему уготована именно эта судьба. Небывалая преданность!

– Тем не менее это так. Мне некого любить, кроме него. Я все потерял...

Он ослабил хватку, и Сен-Мар воспользовался этим, чтобы, массируя руку, отступить к письменному столу.

– Допустим... – проговорил он, задыхаясь. – Допустим, я выполняю ваше требование. Что случится потом? Я знаю ответ на этот вопрос: едва оказавшись на свободе, он начнет подстрекать своих сторонников, превратится в главаря банды. Напрасно вы упомянули Фронду!

В разговор вступила Сильви:

– Клянусь своей жизнью и спасением души, ничего такого не произойдет. Я увезу его на самый край света, в уголок, известный только ему и мне. Он станет никем, жизнь его будет такой же тайной, как в вашей тюрьме, с той лишь разницей, что сторожить его будут небо, море и... моя любовь.

Комендант переводил взгляд серых глаз с одного посетителя в черном на другого. Оба были похожи на надгробные памятники. Женщина была преображена любовью и уже витала мыслями далеко от крепости, мужчина, наоборот, зловеще хмурился и вложил кинжал в ножны только для того, чтобы сжать рукоятку пистолета. Сен-Мар понимал, что оказался в ловушке, но смириться с этим не мог.

– Нет... – простонал он. – Не могу... Уходите. Я забуду о вашем посещении.

– А мы ничего не способны забыть, – тихо откликнулась Сильви. – Если я уеду без него, вы все равно останетесь в проигрыше: вся Франция будет знать, что он жив и находится в неволе. Мы поднимем бунт!

– У вас ничего не выйдет. Фронда далеко в прошлом...

– Верно, зато нет числа тем, кто предан герцогу и отказывается верить в его гибель. Облик его знаком всему королевству, от берегов Прованса до северных рубежей. Повсюду он сражался и повсюду оставил неизгладимый отпечаток. Ведь он – адмирал Франции, герцог де...

Сен-Мар одним прыжком преодолел отделявшее его от Сильви расстояние и зажал ей ладонью рот, чтобы она не произносила страшное имя. Сильви мягко отодвинула его ладонь и продолжила твердо и убедительно:

– Так вот почему он обречен до конца жизни оставаться в маске? Что ж, в таком случае никто никогда не узнает, что черный бархат скрывает совсем другое лицо. Что мы с вами...

– Что, если сюда нагрянет с инспекцией господин де Лувуа? Что, если он захочет его видеть?

– Очень просто! – ответил Сен-Мару Гансевиль. – Вам доставили заключенного уже в маске?

– В маске.

– Вы ни разу не видели его лица?

– Ни разу. Мне сразу передали строжайший приказ не сметь на него смотреть.

– В таком случае вы лишены возможности знать, не подменили ли вашего подопечного на долгом пути из Константинополя. Вы приняли того, кого вам привели, вот и все! Что касается Лувуа, то что ему делать в вашем замке, заваленном снегами? Инспекция – фи, это недостойно его величия! То же самое относится к Кольберу. Они не приедут хотя бы потому, что не захотят вызвать разговоры.

– Вдруг кто-то пожалует взглянуть на Фуке или на Лозена – вашего друга? – напомнил он с горькой усмешкой, глядя на Сильви.

– Мы с ним действительно друзья, – подтвердила она, грустно улыбаясь, – как и с господином Фуке. Хотя бы ответьте, как он себя чувствует в своем бесконечном заточении?

– Отменным его здоровье никогда нельзя было назвать, зато он спокоен и полон смирения, черпаемого в глубокой христианской вере. Он полностью послушен божьей воле, чего никак не скажешь о господине де Лозене...

– В любом случае никакие «инспекции» вам не грозят, – нетерпеливо проговорил Гансевиль. – Королю не хочется вспоминать о своем бывшем министре финансов, пока тот не отдаст богу душу. Что касается Лозена, то он отбывает наказание, и вряд ли кто-нибудь будет баловать его вниманием. Так что решайтесь. Время подгоняет.

Воцарилась тишина. Сен-Мар, сгорбившись в кресле, взвешивал все «за» и «против»; гости не мешали ему раздумывать. В эти минуты высочайшего напряжения у Сильви так колотилось сердце, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Наконец Сен-Мар поднялся и шагнул к Гансевилю.