120  

– Естественно, я люблю его, – воскликнула она, пытаясь оттолкнуть Франсуа, – и я запрещаю вам говорить о моем муже с таким презрением. Кто вы такой, чем вы лучше его?

Сопротивление, которое оказывала ему Сильви, казалось, забавляло Бофора. Она слышала его смех, когда он все сильнее сжимал ее в объятиях.

– Я, разумеется, дурак, раз дал ему отнять вас у меня...

– Я никогда не была вашей...

– Позвольте! Вы принадлежали мне, так как вы любили только меня! Или я ошибаюсь?! О Сильви, Сильви! Вспомним о нас! И перестаньте сопротивляться! Как никогда, вы похожи на разъяренную кошку, а я всего лишь хочу вас поцеловать...

– Но я не желаю этого... Оставьте меня!

Изо всех сил упершись руками в его грудь, она пыталась оттолкнуть Франсуа, но ничего не могла поделать с мужчиной, который легко гнул подковы. Он прижал ее к себе так близко, что Сильви ощущала на губах его жаркое дыхание.

– Нет! – сказал Франсуа. – Нет, певчая моя птичка, я не выпущу тебя! Я больше никогда тебя не отпущу... Неужели ты еще не поняла, что я люблю тебя?

Эти слова – их она ждала так долго, что уже никогда не надеялась услышать, – поразили ее в самое сердце, несмотря на гнев, который Сильви пыталась вызвать в себе, чтобы надежнее защититься от преступного наслаждения, которое она чувствовала в объятиях Франсуа. Однако Сильви отказывалась сложить оружие...

– Но разве я могу вам верить? Вы дарили свою любовь всем, но только не мне! Вы говорили то же самое многим женщинам!

– Я говорил эти слова только одной женщине – королеве...

– И госпоже де Монбазон...

– Нет. Она слышала от меня много нежных слов и комплиментов, но я ни разу не сказал, что люблю ее...

– А мне вы это говорите? Или эти слова вырвались помимо вашей воли, чтобы, услышав их, я стала сговорчивее? Разве не так, Франсуа?

– Ты хочешь, чтобы я повторил? Это легко, я бессчетное число раз произносил эти слова в душе, когда сидел в тюрьме... Я надеялся, и это была безумная надежда, что ты услышишь их, что ты придешь, как приходила ко мне Мари, что ты наконец поймешь, как я обо всем сожалею, как я несчастен! Я потерял не только свободу, но и тебя... Поэтому, любовь моя, теперь, когда ты в моих руках, не проси меня тебя отпустить...

Вдруг Сильви почувствовала на губах его губы и сдалась. К чему бороться с собой? Сердце ее ликовало, когда она, забыв обо всем, кроме настоящего мгновения, отдалась наконец этому поцелую, который пожирал ее, обессиливал, жарко горел на ее шее, на груди, прежде чем снова возвращался к губам, и на этот раз губы Сильви отвечали на него с пылкостью, потрясавшей Франсуа... Он почувствовал, что эта ночь будет принадлежать ему, станет незабываемой и вознаградит его за все те ночи, которые Франсуа провел в одиночестве, заключенный в Венсеннском замке и терзаемый ревностью, словно прикованный к скале Прометей. Наклонившись, он уже подхватил на руки молодую женщину, чтобы отнести ее на траву, ковром расстилавшуюся под плакучей ивой, как вдруг услышал чей-то сухой негромкий кашель.

Волшебство рассеялось. Франсуа поспешно опустил на землю Сильви, которая едва держалась на ногах, опьяненная любовью, и была вынуждена схватиться за плечо Франсуа, чтобы не упасть. Потом он в бешенстве повернулся к непрошеному гостю:

– Какой черт вас принес сюда и что вам угодно?

– Это я, друг мой, я, Гонди! О, я в отчаянии, что пришел так некстати, но я ищу вас уже битый час, и ваш слуга сказал мне, что вы в саду... Тысячу извинений, госпожа герцогиня! Считайте меня самым несчастным из ваших покорных слуг...

– Но вам же сказали, что я в своем саду. Но не в соседнем!

– Знаю, знаю, но я услышал голоса... И к тому же пробил решающий час. Вы должны немедленно пойти со мной...

В жалостливом и лицемерном тоне сквозила непреклонная воля.

– Постарайтесь не лгать, – недовольно проворчал Бофор, – иначе я до моей смерти не прощу вам вашу нескромность!

– О какой нескромности вы говорите, друг мой? О том... что я перелез через обрушившуюся стену? Это сущий пустяк, и ко всему прочему я увидел двух людей, которые безмятежно разговаривали в беседке.

– Вы вообще ничего не видели! И постарайтесь сдерживать гадюку, которая заменяет вам язык! Теперь говорите, в чем дело?

Тон коадъютера, ранее звучавший то плаксиво, то просяще, сразу изменился и стал твердым.

– Вокруг Пале-Рояля возводят баррикады. За дело взялся народ Парижа! Люди разбирают мостовые, опрокидывают повозки, делают оружие. Те, кто вооружен, снабжают безоружных. Приходское духовенство на моей стороне и ждет меня, а вас ждут ваши друзья!

  120  
×
×