Бриллиант для короля

— Покончим с намеками на неведомые нам тайны! Говорите прямо, по какой причине!

— Потому, сир... что она ваша дочь!

Гнетущее молчание воцарилось в роскошной опочивальне. Глаза Людовика от изумления округлились, а Шарлотта, закрыв лицо руками, вновь упала на колени, почувствовав, что привычный для нее мир пошатнулся и развалился на куски.

Король несколько опомнился от потрясения, но голос его звучал глухо, когда он спросил:

— Что за глупые предположения?

— Ее мать смиренно призналась мне во всем, и я после ее исповеди обратила особое внимание на юную мадемуазель. Дочь мадам де Фонтенак родилась после той единственной ночи, которую она удостоилась провести с вами. Вот почему с тех пор, как эта молодая девушка стала служить в свите герцогини Орлеанской, я делала все возможное, чтобы она была как можно дальше от Его величества короля. Я хотела любой ценой избежать того, что могло случиться сегодня...

— Было бы куда проще открыть мне эту истину с самого начала!

— Это значило бы открыть эту истину и ей. Можете себе представить, как бы она вознеслась и возгордилась!

— Никогда! — возмутилась Шарлотта. Она встала с колен, но тут же вновь присела на пол, чувствуя, что лишается сил. — Я бесконечно любила господина де Фонтенака, он был лучшим из отцов. И наша глубокая взаимная привязанность не могла быть случайной... А зная свою мать, как знала ее я, я думаю... Я думаю, что она солгала, желая привлечь к себе внимание дамы, играющей немалую роль при дворе, где мою мать не принимали. Она... она была способна на все!

— Как вы можете так говорить? — оскорбилась мадам де Ментенон. — О своей матери, которой нет уже в живых! Имейте же к ней почтение!

— Она не пощадила моего отца! Простите меня, сир, — продолжала Шарлотта, поднявшись на ноги, — я должна была бы почувствовать себя вознесенной на небеса от возможной чести принадлежать к королевскому роду, но я остаюсь преданной тому, кого без колебаний продолжаю называть своим отцом. Порукой, что он мой настоящий отец, его безоглядная и щедрая любовь.

— Значит, своего короля вы не любите? — спросил король с такой неподдельной печалью, что Шарлотта невольно растрогалась.

— Я почитаю моего государя всеми силами своей души, и я его самая послушная подданная, но я не могу не слушать свое сердце. А оно говорит мне, что мадам де Фонтенак солгала.

— Перед лицом господа не лгут! — грозно проговорила мадам де Ментенон. — Я тоже не так доверчива, как может показаться на первый взгляд, и я заставила ее повторить свое признание перед аббатом Гобленом, моим духовником, в церкви Сен-Жермена. Что вы на это скажете?

Шарлотта приготовилась возражать, но Людовик остановил ее:

— Не будем продолжать! Мы прикасаемся к тайне души, которая после всех своих откровений должна держать ответ перед господом. У нас нет возможности проникнуть в эту тайну.

— Но такая возможность тем не менее была, и должно...

— Спасибо, мадам. Я не нуждаюсь в вашей помощи, чтобы сделать подобный вывод. И теперь вынужден попросить вас, поблагодарив за столь рьяное радение о моей душе, удалиться и дать мне возможность завершить... аудиенцию, которую я давал мадам де Сен-Форжа!

Мадам де Ментенон едва не задохнулась:

— С того самого места, на котором я ее застала? Но, сир...

Людовик от гнева стал пурпурного цвета.

— Я сказал «аудиенцию», мадам! А не галантное приключение! Извольте оставить нас!

Ответить что-либо значило усилить гнев короля, который мог стать всерьез опасным. Даже для супруги. В особенности для супруги. Выпрямившееся в праведном негодовании черное платье вынуждено было склониться в низком реверансе и удалиться.

Шарлотта и король стояли друг напротив друга в молчании. Наконец король улыбнулся.

— Невероятное сходство! Если бы мне сказали, что вы дочь графини де Лавальер, я бы поверил сразу... И тогда вы бы уж точно были моей дочерью. Должно быть, где-то во тьме веков существовала связь между вашими семьями. И мне это приятно. Сядьте, — прибавил он и указал на одно из кресел, стоявших возле камина.

— Но, сир...

— Садитесь. Будьте послушны и не возражайте... Один-единственный раз. Украдем несколько мгновений у госпожи Истории и вообразим себя теми, кем, вполне возможно, не являемся. Боже мой, как вы бледны! Бонтан! — позвал король, не повысив голоса, зная, что верный слуга где-то поблизости, и действительно, Бонтан появился в ту же секунду.