Сын Авроры

Пока разворачивалась предыдущая кампания, Мориц крайне внимательно относился к руководителю театра, беспрекословно удовлетворяя нужды Шарля Фавара. Маршал готов был предложить Фавару все, что он только ни пожелает, чтобы сделать его повседневную жизнь более приятой и комфортной, и проявил всю щедрость, на которую был способен. Фавар писал своей жене: «Если каждый месяц я буду получать столько же, сколько получил в прошлом и начале этого, то по возвращении в Париж у меня будет пятьдесят тысяч франков чистой прибыли. К тому же в моем распоряжении все деньги господина маршала — он велел мне не стесняться и обращаться к нему каждый раз, как только мне это потребуется».

Фавару казалось, что он попал едва ли не в рай. Он не был глупым человеком, но великодушие маршала сбило его с толку: он и не думал о том, что все это имело лишь одну цель — соблазнить жену Фавара, Жюстин. В конце концов, разве его труппа, переезжавшая с места на место за армией, не имела оглушительный успех и разве не становились его песни гимнами, которые распевали красные мушкетеры ^[113], осаждая очередной город?

Когда Жюстин в июле присоединилась к труппе, жизнь стала еще прекраснее. Маршал прислал супругам походную кровать, покрытую атласной тканью, чтобы они не скучали без удобств, к которым привыкли в Париже. Также он подарил им лошадей для личного экипажа, несколько бутылок отменного вина и много чего еще. Все это не могло не тронуть мадемуазель Шантийи, с которой Мориц не позволял себе никаких ухаживаний. Ее образ не покидал мысли маршала, но вел он себя крайне сдержанно, что было ему совершенно несвойственно. Возможно, причиной тому было то, что он впервые за долгое время по-настоящему влюбился, хотя прекрасно отдавал себе отчет в том, что ему давно не двадцать лет. Однако благодаря непосредственности Жюстин, ее остроумию и звонкому смеху, кровь теперь быстрее текла по его венам, и ему порой казалось, что время обернулось вспять. Он мог бы «взять ее штурмом», несмотря на протесты, которые она высказывала, но на этот раз предпочел «длительную осаду» и выжидание, зная, что она еще любит своего супруга. Короче говоря, тигр спрятал когти и затаился.

Но на деле не одна лишь мадам Фавар занимала его мысли. Сейчас повсюду обсуждался второй брак дофина — его жена, испанская инфанта, скончалась при родах, и ребенка спасти не удалось. Так Морицу пришла в голову идея выдать за дофина свою племянницу, Марию-Жозефу, тем самым сделав ее будущей королевой Франции. Ей пока было всего пятнадцать лет, но она располагала всеми необходимыми для такого замужества качествами. Да к тому же она была очень хорошенькая — светловолосая, с прекрасными голубыми глазами, еще по-детски очаровательная, невинная и нежная. Разве это — не те самые добродетели, которые могут привлечь внимание принца, который, по слухам, после смерти супруги был совсем безутешен? Ко всему прочему (и на этом Мориц сделал особый акцент в беседе с графом фон Лоосом, министром Польши и Саксонии), подобный альянс мог бы положить конец навязчивому покровительству Австрии. Было о чем подумать!

Как только об этой идее прослышали под высокими сводами Версальского дворца, враги Морица Саксонского тут же пришли в ярость... и прежде всего — Луи-Франсуа де Конти. Он уже сходил с ума от безделья и поэтому, как только услышал новость, принялся действовать. Маркиза де Помпадур, похоже, одобряла этот брак. И Конти начал уговаривать свою мать повлиять на нее — ведь маркиза была ей обязана своим представлением при дворе. И пора бы ей об этом напомнить, пока над Версалем еще не начали развеваться саксонские знамена.

— Я не вынесу, если этот выродок, из-за которого меня выгнали из армии, будет тут важно расхаживать и прикладывать руку к работе над законами под предлогом того, что он дядя будущей королевы!

— Мой дорогой сын, вы же знаете, что маркиза — всего лишь фаворитка, и не ей принимать решения, связанные с делами королевской семьи, — отвечала его мать. — Впрочем, едва ли королева пожелает присутствия внучки короля Августа II во Франции...

— Король уже давно не слушает Марию Лещинскую, а делает все, что ему посоветует эта девица! А она вам кое-что задолжала! Я жду, что мне как минимум вернут командование, чтобы я мог, наконец, обставить этого ничтожного маршалишку!

Луиза-Елизавета про себя подумала, что ни разу не видела ничтожества такой закалки, но промолчала в ответ на выходку сына. Она слишком хорошо знала, насколько он вспыльчив и жесток, даже в отношениях с ней. Она приказала запрячь лошадей и направилась к маркизе. А уже через три дня Луи-Франсуа де Конти получил звание Верховного главнокомандующего королевской армией, дающее ему полную власть над всеми войсками... и даже маршалами.

---

113 В 1677 г. мушкетерам был присвоен красный мундир с золотыми или серебряными галунами. Ботфорты полагались из черной кожи, шляпа — черная с белыми перьями. Голубые плащи были заменены в 1688 г. на голубые же супервесты (безрукавки).