Гарпия с пропеллером (Долг платежом опасен)

– Бога ради, простите, если совершаю бестактность, – продолжал выписывать кренделя Ильичев, – в общем…

Он щелкнул рычажком. Один из телевизоров, стоящих у стены, ожил, его экран замерцал голубым светом, потом возникло изображение комнаты.

– Узнаете? – спросил Ильичев.

Я кивнула:

– Конечно, это ваша VIP-гостиная, я всегда там ожидаю большую сумму.

– Да не про помещение речь, – внезапно потерял свою приторную вежливость управляющий, – на кресло поглядите, то, которое в углу!

Я всмотрелась в экран и постаралась сохранить спокойствие.

– Машка! Там сидит моя дочь!

– Вот, – утирая пот со лба безукоризненно белым платком, сказал Ильичев, – поэтому я и позвонил.

Я слушала его рассказ, чувствуя, как меня охватывает тревога.

Часа полтора назад в банк явилась Маруська и попросила ни больше ни меньше как… двести тысяч долларов. Девочку здесь отлично знали, ее карточка в полном порядке, но служащий, увидев запрос, насторожился. До сих пор Маруська снимала не более пятисот «американских рублей». С вежливой улыбкой клерк сказал:

– Прошу вас подняться в VIP-гостиную и подождать, пока подготовят эту сумму.

Манюня не удивилась, мы не раз с ней вместе лакомились пирожными, которые тут подают особо дорогим в прямом и переносном смысле клиентам. Поэтому она спокойно прошла в помещение и сейчас, если верить изображению на экране, лопает корзиночку со взбитыми сливками.

Управляющий же, узнав о гигантской сумме, счел необходимым поставить меня в известность.

– Извините, если я совершил бестактность, – оправдывался он, – но, сами понимаете…

Я быстренько сгребла в кучу остатки ума и сообразительности. Так, пусть уж лучше Ильичев считает меня дурой, чем Манюню воровкой.

Изогнув бровь, я уставилась на управляющего.

– Хотите сказать, что наш счет иссяк?

– Нет, – растерянно ответил Андрон Георгиевич.

– Тогда почему не даете деньги?

Ильичев окончательно растерялся:

– Но… такая сумма… ребенок…

– Маша – взрослая девушка, остальные члены семьи заняты, вот ее и отправили в банк.

– Взять двести тысяч?!

– Подумаешь, – я старательно изображала «новую русскую», – эка невидаль! Просто удивительно, что вы оторвали меня от важных дел из-за такой чепухи!

Андрон Георгиевич сменил цвет лица с красного на зеленый. Я решила закрепить успех и заявила:

– Конечно, замечательно, что вы проявляете бдительность, но, ей-богу, не стоило заставлять меня нестись через всю Москву.

– Значит, выдать деньги?

– Естественно, – дернула я плечом, – как же иначе? Они нам нужны!

Оставив шумно дышащего Ильичева в кабинете, я спустилась в основной зал и дождалась, когда из маленькой двери, расположенной у лифта, вышла Манюня. В руках она держала небольшой черный чемоданчик. Банк выдает такие в качестве подарка клиентам, которые снимают нехилые суммы. За Маруськой шли два охранника и сам Ильичев.

Увидев меня, Машка притормозила. Я недовольно протянула:

– Ну ты и долго! Сколько ждать можно!

– Извините, – забормотал Андрон Георгиевич, – пока пересчитали…

– Вы делаете это вручную? – схамила я. – Хотите, купим в качестве спонсорской помощи пару машинок для пересчета банкнот?

Ильичев закашлялся, но, естественно, ничего не сказал. Охранники довели нас до «Пежо». Я завела мотор, заехала за угол, припарковалась и спросила:

– Ну?

Большие голубые глаза Маши медленно наполнились слезами.

– Ты сама сказала, что я могу снимать сколько угодно денег, они общие!

– Конечно, дружочек, просто я хочу знать, зачем тебе такая сумма? Кто-то из твоих приятелей попал в беду? Наркотики? Или долги? Ты отдашь деньги, никто из нас тебя не упрекнет, но, согласись, мы же всегда рассказываем друг другу о тратах. Или ты больше не считаешь меня близким человеком?

Маня разревелась. Я подождала, пока бурный поток иссякнет. Наконец она, всхлипнув последний раз, вытерла лицо рукавом. Розовый пуловер мигом стал черно-зелено-красным.

– Вот и верь после этого производителям элитной косметики, – покачала я головой, – ведь мы вместе покупали тушь, тени и помаду у «Диор». Помнится, нам пообещали, что их водой не смыть.