Белый конь на принце

Я попыталась прийти в себя.

– Куваева не ваша дочь?

«Нет. Я не женат».

– Но я видела Зинаиду, – поймала я его на лжи.

«Зина – моя сестра. Немая. Слышит хорошо. Уходи. Буду стрелять».

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Владимир Петрович одной рукой приподнял край пуловера, за ремнем брюк чернел пистолет.

– Не надо нервничать, – быстро сказала я, отступая назад, – прощайте!

Он захлопнул дверь, и я, стоя под усилившимся дождем, услышала, как гремят многочисленные замки.

«Мини-купер» – юркая, требующая мало места для парковки машина, это идеальный вариант для густонаселенного города, но спать в ней невозможно. Если вас постигла судьба котят-сирот, вышвырнутых на улицу злой теткой, то не советую бродить под окнами вышеупомянутой особы с жалобным плачем: «Тетя, тетя кошка, выгляни в окошко, есть хотят котята, ты живешь богато».

Ищите другой выход из ситуации, и он непременно найдется, надо лишь сосредоточиться. Я вынула мобильный, порылась в телефонной книжке и набрала нужный номер.

– М-м-м, – простонал мужской голос.

– Ты уже спишь? – тихо спросила я.

– М-м-м, нет, – прокряхтел Назар.

– Пусти меня переночевать.

– Это кто? – зевнул он.

– Даша Васильева. Я стою на улице, промокла под дождем, очень хочу есть, пить, а вокруг темно, никого нет. Приюти меня всего на одну ночь, завтра я что-нибудь придумаю, – вдохновенно исполнила я песню котят-сиротинушек.

– Господи, что случилось? – испугался Назар.

– Долго рассказывать, важны не факты, а их последствия, я запросто заработаю воспаление легких, – сгустила я краски, – не помешаю тебе, могу лечь на полу, на коврике у входной двери.

– Дегтярный переулок, – Назар сразу же начал диктовать адрес.

Я обрадовалась, далеко ехать не придется, это совсем близко от того места, где расположен бункер.

Быть начальником охраны в коммерческом успешном банке, похоже, выгодно. У Назара нереально большая зарплата, раз он может позволить себе квартиру в самом центре Москвы, в старинном доме, где недавно сделали шикарный ремонт. И апартаменты Назара занимают весь этаж, на лестничной клетке только одна входная дверь.

Я позвонила и безо всяких вопросов была впущена в темную прихожую. Пришлось попросить:

– Зажги свет и дай тапочки.

Под потолком вспыхнула люстра, я увидела спину Назара, обтянутую велюровой домашней курткой, мой компаньон по расследованию рылся в высокой ботиночнице, притулившейся у противоположной от вешалки стены.

– У меня только сорок третий размер, – сказал он.

– Сойдет, – согласилась я, – еще выдели мне полотенце, надо обязательно умыться. Обещай не падать в обморок при виде моего личика, так сказать, а-ля натурель. Гадкий Бурдюк, хоть его и превозносят, как супер-пупер-врача, ничего пока не может сделать с моей внешностью. Поверь, я не такая страшная, просто совершила одну малюсенькую глупость и заработала аллергию.

Хозяин обернулся, я ахнула.

– Вы? Что вы здесь делаете?

Профессор Емельянов поставил передо мной клетчатые тапки.

– Живу с самого детства, эта квартира некогда принадлежала моим родителям.

Я прислонилась к вешалке.

– А где Назар?

Бурдюк пожал плечами.

– Он кто?

Я плюхнулась на пуфик, обитый темно-бордовым бархатом.

– Ничего не понимаю. Я позвонила Назару, попросила его приютить меня на одну ночь, а попала к вам.

Емельянов засмеялся.

– Вы мне звякнули, наверное, случайно перепутали номера в книжке.

– Простите, – расстроилась я, – сейчас уйду.

Бурдюк погрозил мне пальцем:

– Ну уж нет! Для начала предлагаю скрепить наши дружеские отношения переходом на «ты». Надевай тапочки, иди в ванную, идею смыть косметику я приветствую. Могу выдать халат, но он будет тебе здорово велик.

Мне неожиданно стало весело:

– Плевать, главное, чтобы он был теплым, я замерзла до озноба.

Профессор притащил безразмерное одеяние из коричневого велюра, я привела себя в порядок, пришла на кухню, получила кружку чая и пару бутербродов. Процесс чаепития затянулся, мы увлеклись беседой, но в конце концов я опомнилась:

– Тебе завтра на работу.

– У меня не операционный день, – отмахнулся Бурдюк, но я все равно поднялась. – Гостевая спальня имеет небольшой изъян, – пояснил Емельянов, впуская нежданную гостью в комнату, – из родственников у меня осталась тетушка, которая на склоне лет увлеклась фотографией. Между нами говоря, работы у нее странноватые, лучшие, с ее точки зрения, она дарит мне. А я пристраиваю их на стены в малопосещаемом помещении: если их не повесить, тетя обидится.