Стилист для снежного человека

Стараясь не дышать, я притихла под одеялом. Господи, как мне плохо! Бух! В голове фонтаном взвились разноцветные искры, в воздухе отвратительно завоняло французскими духами.

– Незачем постоянно прятаться словно черепаха, – долбанул по темечку резкий голос Зайки.

В лицо ударил свет, Ольга стащила с моей головы перинку.

– Тебе так плохо! – воскликнула она.

– Ужасно!

– Давай Оксану позовем.

– Нет, скоро пройдет, – простонала я.

– Лежи, лежи, – засуетилась Зайка и поцеловала меня в макушку, – я думала, ты просто спишь.

Я чуть не скончалась от запаха парфюма.

– Ольгунчик, уйди, пожалуйста.

– Уже убежала, – прошептала Зайка и унеслась, не забыв прикрыть меня снова с головой одеялом.

Потянулся бесконечный день, я несколько раз засыпала, просыпалась и опять проваливалась в сон, мигрень раскаленным прутом торчала в виске. Никакие лекарства от напасти не помогают, остается лишь терпеливо ждать, когда липкие объятия боли распадутся и отпустят Дашутку. Я опять начала дремать, но тут чья-то рука потрясла меня за плечо.

– Отстаньте, – прошептала я, – умираю.

– Дарь Иванна, – забубнила Ирка, – отзовитесь.

– Деньги в сейфе, открой и возьми сколько надо.

– Не, на хозяйство полно.

– Тогда дай умереть спокойно, – взмолилась я.

– К вам пришли, – заталдычила домработница, – гость.

– Скажи, что я заболела.

– Так я говорила, он не уходит!

Я со стоном сдернула с головы одеяло.

– Который час?

– Семь.

– Чего?

– Вечера.

– Дома есть кто?

– Собаки.

– А из людей?

– Только мы с вами.

– Выгони мужчину вон, пусть представится, оставит телефон, позвоню, когда встану.

– Он говорит, что будет ждать хоть до завтра, инвалид чертов.

Волна боли из головы стала скатываться вниз.

– Инвалид?

– Ну да! В кресле сидит и командует: «Немедленно приведите Дашу, речь идет о необычайно важном деле».

Забыв про мигрень, я вскочила с кровати, накинула халат и помчалась к лестнице, Ирка стала что-то кричать вслед, но ее слова были неразборчивы.

Ремизов находился в гостиной.

– Вижу, вы и впрямь заболели, – констатировал он, – сначала, грешным делом, я подумал, что не желаете со мной общаться, вот и сочинили отговорку. Извините, я уеду, встретимся завтра.

– Уже выздоровела, – ответила я, – что случилось?

– Я готов рассказать правду про Никиту, – тихо сообщил Олег.

Я изумилась до крайности.

– По какой причине? Еще вчера вы говорили, что вас может повергнуть на сей поступок лишь кончина Волка!

– Позавчера, – поправил Ремизов.

– Вчера. Я была у вас вчера.

– Нет. Во вторник, а сегодня четверг.

– Среда.

Олег вытащил из кармана мобильный.

– Смотрите! Число, месяц, год.

– Год я помню.

– Уже радует, – безо всякой улыбки сообщил переводчик.

– Ира, – заорала я.

Домработница всунулась в гостиную.

– Несу чай.

– Какой сегодня день недели?

– Четверг.

– А среда где?

– Вчера была.

– Оля приводила гостей когда?

– Во вторник.

– Господи, что же я делала в среду? Отчего ничего не помню?

– Так спали, с мигренью, – пояснила Ирина, – глаз не открывали.

Я растерянно посмотрела на Олега.

– Извините, мигрень словно наркоз на меня подействовала. Так что заставило вас изменить решение?

– Никита скончался.

Мои ноги подкосились в коленях.

– Как?

– Официальная версия инфаркт.

Я хлопала глазами, пытаясь сосредоточиться.

– Но на самом деле его убили, – продолжил Олег.

– Почему?

– Не знаю, – покачал головой Олег, – но очень хочу дорыться до правды.

– Кто вам сказал про убийство?

– Я сам понял.

Я упала на диван.

– Немедленно рассказывайте.

Ремизов вздохнул.

– Мне позвонил Илья, как всегда пьяный, и сообщил, что отец умер во сне. Никаких подозрений у медиков его кончина не вызвала, сердечный приступ.

– Так с чего вам в голову пришла мысль об убийстве? Волк немолодой человек!

– Никита тщательно следил за собой, не пил, не курил, по бабам не шлялся. Он занимался спортом и не имел особых стрессов. За исключением сына-алкоголика, у Волка не имелось других поводов для переживаний, его любили даже журналисты. Имеется, правда, один гнидистый мальчонка, Артур Пищиков, он постоянно Никиту щипал, но друг лишь посмеивался и говорил: «Раз ругает, значит, завидует». Нет, его убили. И еще! Утром в среду Никита позвонил мне и сказал: