Ветер с востока

— Вендель! — воскликнул Корфитц испуганно. — Дорогой друг, что произошло?

Вендель тряхнул головой и попытался улыбнуться, но улыбка получилась немного натянутой.

— Я постараюсь рассказать. Но это очень длинная история.

— У нас много времени, — сказал Корфитц. — Никто не ждет нас в Андраруме.

Пока гости ели, Вендель рассказывал о своем долгом странствии. О своей женитьбе, о ребенке, которого он никогда не увидит. О пребывании в ледяной воде и о том, как он был заперт в Архангельске.

— Я должен был сам ухаживать за своими ногами, — тихо произнес он. — Потому что русский фельдшер отказался лечить меня, а шведы в городе не знали обо мне. Я… я вынужден был отрезать кусок за куском, по мере того, как они чернели от гангрены. Без какого-либо наркоза. Но я не хотел умереть, господин Корфитц! Только две вещи поддерживали меня. Мысль о моих родителях, которые совсем не знали, жив я или мертв. А также этот ребенок, которому я дал жизнь и который, возможно, терпел нужду без отца.

— А о его матери ты не тревожился?

— Нет. Она была суровой женщиной, и с ней у меня не было взаимопонимания.

— А как ты справился со своими проблемами в Архангельске? Как ты оттуда уехал?

— Скоро я установил контакт со шведами и был определен на работу их надзирателями. Тяжелую работу я не мог выполнять, но я мог, разумеется, сидеть за станком или письменным столом. Я, естественно, посылал письма домой, но они никогда не приходили, так говорит матушка.

Его лицо омрачилось, когда он вспоминал о тяжелых временах.

— Ноги меня очень мучили. Прежде, чем я смог остановить их разрушение, прошло много времени. Тогда я раздобыл пару костылей и мог передвигаться при помощи их и культей. Впрочем, они кончаются выше лодыжек.

Он говорил обо всем этом совсем легко, равнодушно проскакивал мимо этого, но не надо было обладать богатой фантазией, чтобы представить себе его переживания в то время.

— Время шло, — произнес он мечтательно. — Не многим удалось бежать, но лишь один вернулся домой в Швецию. Другие пропали. Я сам мечтал об этом постоянно, но имел меньше возможностей, чем большинство других. И вот в прошлом году наступил мир… Шведы в Архангельске ликовали. Но в начале они не смели надеяться. Я тоже нет. И вот… И вот…

— Может быть, ты не будешь это здесь рассказывать, Вендель, — мягко сказала его мать.

— Нет, все в порядке.

Но они заметили, как у него при этих воспоминаниях выступил холодный пот.

— Это было так, что… нам было сказано, что нас повезут по рекам и каналам в Санкт-Петербург. Но в последний момент… они забыли меня.

Из его дрожащих рук выпал карандаш, которым он играл.

— Я… я сидел одетый и готовый к отъезду. И ждал. Время ожидания слишком затянулось. И наконец…

Он начал непроизвольно дрожать.

— … в комнату вошел русский. «О, Господи, ты еще здесь? — удивился он. — Другие уже уехали».

Корфитц закрыл глаза. Он и Мария очень хорошо представляли себе, что должен был чувствовать Вендель. Серьезно покалеченный. Если бы это случилось с ними в Тобольске, когда они должны были возвращаться домой…

Вендель не мог продолжать. Кристина посмотрела на служанку.

— Анна-Грета, помоги ему.

Девушка решительно взяла Венделя за плечи.

— Не нужно жалеть себя, — сказала она довольно резко. — Теперь мы дома, и никто не может вытащить отсюда господина Венделя. Относитесь теперь к этому спокойно, господин Вендель. Вы не в море!

Грубоватые слова возымели действие. Вендель выпрямил спину.

— Но один из шведов хватился меня на судне. И все они вместе заставили шкипера повернуть. А когда они вернулись… Ладно! Поскольку я находился к Швеции ближе, чем вы, то я и домой вернулся на полгода раньше вас. Такова моя история в общих чертах.

Наступили сумерки. Вендель особенно много рассказывал о стойбище юраков.

— Хотел бы я обмолвиться парой слов с этим шкипером, — сурово сказал Корфитц Бек. — Ты спас его шхуну. А он отплатил тебе тем, что донес на тебя властям.

— Это был несчастный случай, — ответил Вендель. — Я узнал об этом позднее. Он сидел в кабаке и поделился некоторыми размышлениями обо мне со своими друзьями. А те пошли к людям губернатора.

— Я понимаю. Да, фру Кристина, это было, разумеется, шоком для вас — возвращение вашего сына домой таким образом.