Паромщик

Они кивнули.

И Марко открыл дверь.

Их встретило странное свечение. Собственно говоря, за дверью было темно, но темнота жила своей собственной жизнью. Пульсирующий, крайне слабый свет, который нельзя было описать, он был как бы… осязаем? Когда их глаза привыкли к необычной темноте, они увидели ступени или, скорее, приставную лестницу, уходящую вниз.

Марко сделал знак рукой, чтобы они позволили ему пойти первым. Но когда он наполовину скрылся из виду, Бенедикте последовала за ним без приглашения, а Сандер сразу за ней.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — прошептал он. — Я имею в виду… неприятное или нечто в этом роде?

— Сопротивление, — прошептала она в ответ. — Это пугает меня.

— И никакого чувства опасности?

— Необычайно сильное!

«И все же ты идешь», — подумал он. Сам он ничего не чувствовал, не считая своего собственного, личного страха. Но об этом он молчал.

— И никакого запаха? — спросил он, когда они стояли внизу в тесном склепе. Свет стал сильнее, он словно насытился всеми цветами спектра и ритмично пульсировал.

— Почему же, — ответила она. — Но не этот мерзкий запах паромщика. Другой, более…

Она не могла сказать, какой. Слишком далеки они с Сандером стали друг от друга за последние часы. А это был невыносимо сильный запах сладострастия, никаким другим словом она не могла этого выразить.

Марко стоял впереди, повернувшись к ним спиной. Он поднял руку вверх, чтобы остановить их в случае, если бы они надумали идти дальше. Но они замерли и так. Им было очень страшно, поэтому Марко почувствовал, что самый сильный удар ему придется принять на себя.

Сколько себя помнил Марко, он мог испускать удивительные вспышки света. Еще с тех пор, когда едва стоял на ногах, он обладал этой необычной способностью, ведь он был сыном Люцифера. Он сделал незаметное движение, и подвал осветился быстрой, яркой молнией.

Ее короткого проблеска хватило для того, чтобы они смогли увидеть в углу какой-то предмет. Он напоминал по форме статую, но был закутан в темные лохмотья. Сандер слегка попятился назад, поскольку почувствовал мощное воздействие, исходившее от предмета, парализующую силу.

— Зажмурьте глаза, как я говорил! — приказал Марко.

Они повиновались. Были слышны его шаги по земляному полу, он направлялся прямо в угол.

Несмотря на то, что они изо всех сил зажмурили глаза, они все же заметили режущий яркий свет, вспыхнувший с быстротой молнии, он шел от Марко. Сандеру и Бенедикте пришлось подхватить его, когда он зашатался и отпрянул назад, но сразу же снова выпрямился, и молнии с треском засверкали вокруг них. Они чувствовали себя смертельно уставшими, беспомощными, будто загипнотизированными незнакомой силой, которая пыталась завладеть их волей, душой и разумом. Бенедикте громко закричала, обхватив голову руками, чтобы не впускать это ужасное воздействие. Но вот она вспомнила свою задачу, и теперь она знала заклинание. Оно само сорвалось с ее губ, девушка услышала, как Марко поблагодарил ее, но он, похоже, был совершенно занят своим собственным делом. Это можно было понять по невыносимо ярким пучкам света, раз за разом наполнявшим комнату.

Бенедикте заметила, что Сандер лежит на полу. Но он был жив, она слышала, как он стонал от напряжения, пытаясь удержать первородную силу, не допустить, чтобы зло завладело его душой.

Наконец они услышали голос Марко, Бенедикте бессильно опустила руки.

— Вот! — кричал он торжествующе. — Я достал-таки тебя. Теперь и тебе больно, гадина!

Мерцающие молнии и грохот прекратились.

— Продолжай, Бенедикте! Заклинание!

Она произносила его как можно отчетливее, громко выговаривая странные и непонятные слова. Одновременно она услышала, как Марко что-то говорил, это были совершенно непонятные звуки — не считая тех, которые появлялись с равными промежутками. И эти слова были: «Тенгель Злой».

Она набрала побольше воздуха, чтобы продолжить.

— Теперь можешь остановиться, Бенедикте, — спокойно произнес Марко.

Она поняла. Подвальное помещение было свободно от всякого зла, от мерзкого запаха, от пугающих ощущений.

Сандер смог подняться на колени и встать прямо. Он медленно открыл глаза. Даже это легкое движение причинило им боль, настолько сильно он сжал их, когда почувствовал опасность.