– Но ты можешь и выиграть! И потом: сама деньги добыла, вот и делаешь с ними что хочешь! – не сдалась Мара.
– Ох дурочка, – снисходительно сказала Афанасия, – давай так, ты выйдешь замуж, родишь ребенка, и тогда потолкуем. Я ценю в Михаиле его отношение к Игорю, он стал мальчику настоящим отцом. А ты бываешь в нашем доме и знаешь: Игорь трудный подросток.
Марлена автоматически кивнула. Сын Афанасии рос настоящим разгильдяем, он плохо учился, думал лишь об удовольствиях и девочках, мог прогулять школу, частенько врал матери и, как казалось Маре, был нечист на руку. Прямых доказательств воровства у нее не было, но один раз Марлена заглянула к Фасе домой, получив зарплату. Возвращаясь из гостей, медсестра спустилась в метро, открыла кошелек и обнаружила, что пачка купюр в отделении стала тоньше, в ней не хватало нескольких сотен[12]. Марлена отлично помнила, как, получив в кассе ассигнации, она аккуратно поместила их в портмоне и, никуда не заходя, приехала к Афанасии. Дома у подруги был только Игорь, сумку Мара оставила в прихожей. И куда испарились деньги? Но не пойман, не вор. Марлена сделала определенный вывод и с тех пор, заглядывая к Фасе на огонек, никогда не оставляла свой кошелек без присмотра.
Так что Игорь не очень нравился медсестре, вот почему она кивнула, когда Афанасия упомянула о трудностях в воспитании сына. Но тут Мару осенило.
– Что значат твои слова: «он стал мальчику настоящим отцом»? – воскликнула Кирпичникова. – Разве Михаил Игорю не родной?
– Нет, – чуть помолчав, ответила Фася, – сын у меня от первого брака. Миша его отчим.
Марлена хотела сказать, что Михаил замечательный человек, раз он пытается воспитывать противного Игоря, но удержалась от обидного для Фаси замечания.
Чтобы получить направление в институт, следовало три года отработать на предприятии. Мара терпеливо делала уколы и различные процедуры больным, она твердо шла к своей цели, мечта стать хирургом становилась день ото дня крепче.
Когда рабочий стаж Марлены составлял два года, ее мать родила двойню и умерла в больнице. Отец запил еще сильнее, двенадцать детей остались фактически сиротами. Мара растерялась, она была не готова встать во главе семьи, но отец-алкоголик конкретно приказал:
– Ты старшая, обязана всех воспитывать.
Девушка откровенно сказала:
– Я хочу поступать в институт!
Пьяница пустил в ход кулаки, и Мара сбежала из дома, прихватив нехитрые пожитки. Некрасивый поступок, но никаких нежных чувств к своим братьям и сестрам девушка не испытывала, она искренне считала, что маленьким детям будет лучше в интернате, а две старшие сестры, которым исполнилось семнадцать и пятнадцать, вполне способны работать. Но все же рассказывать о побеге из семьи на службе не хотелось. Марлена сняла комнатку в коммуналке и никому, даже Афанасии, не сообщила о смене адреса.
Как-то раз Мара после дежурства отправилась домой, села в метро, доехала до своей станции, вышла на платформу, сделала пару шагов и подвернула ногу. Щиколотка немилосердно заболела, девушка допрыгала на здоровой ноге до скамейки, села и услышала сзади почти родной голос.
– Очень тебя прошу, прекратите общение!
– Ты не можешь этого требовать, – ответил басок, который тоже показался Марлене знакомым.
Медсестра оглянулась, за ее спиной находилась другая лавка, на которой сидели… Фася и незнакомый парень.
– От вашей дружбы лишь хуже будет, – заискивающим тоном сказала Афанасия.
– Это нам решать, – отрезал юноша.
В голосе паренька прозвучали знакомые ноты, и Мара еще раз украдкой оглянулась. Ее охватило удивление: кто это? Медсестра видела только профиль незнакомца, чуть вздернутый нос, выдающийся подбородок, темные кудрявые волосы, не по-мужски длинные, загнутые вверх кукольные ресницы и родинку над капризно изогнутой верхней губой.
– Ладно, Юра, – тихо сказала Афанасия, – я попросила, как мать, пожалуйста, разорви отношения с Игорем.
– Мне нравятся слова «как мать», – язвительно перебил юноша, – они тебе подходят. Но, повторяю, мы сами разберемся!
– А что скажет твоя мама? – пошла в наступление Афанасия.
– «Моя мама», – причмокнул губами Юрий, – тоже красиво звучит. Она себе на уме! Никому неведомо, что она думает! Короче! До свиданья!
Последние слова юноша договаривал уже на ходу, он резво встал и успел вскочить в поезд, закрывавший двери.
– Стой! – закричала Фася, но состав, грохоча вагонами, унесся в тоннель.