Сборник 7 ДАЛЕКО ЗА ПОЛНОЧЬ

– Ух, до чего ж здорово, – сказал он. – В жизни не было так здорово.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь попаду на такой пикник, – сказала она.

– С каким-то сопливым мальчишкой.

– И тем не менее я не чувствую неловкости.

– Радостно слышать.

Больше они почти не разговаривали.

– Считается, что все это плохо, – сказал он потом. – А почему, понять не могу. Мы просто гуляли, ловили всяких там бабочек, раков, ели сэндвичи. Но если б папа с мамой узнали и ребята тоже, мне б здорово досталось. А другие учителя, наверное, тоже над вами бы смеялись, да?

– Боюсь, что так.

– Тогда, наверное, лучше нам больше не ловить бабочек.

– Сама не понимаю, как вышло, что я здесь, – сказала она.

Так закончился этот день.

Вот примерно и все, что касается встреч Энн Тейлор и Боба Сполдинга: две-три бабочки-данаиды, книжка Диккенса, дюжина пойманных раков, четыре сэндвича да две бутылочки апельсинового «Краша». В следующий понедельник, совершенно неожиданно, Боб так и не дождался мисс Тейлор выходящей из дома, чтобы идти в школу, хотя прождал ее довольно долго. Оказалось, она вышла раньше обычного и была уже в школе. К тому же к вечеру в тот день у нее разболелась голова, она ушла пораньше, и последний урок вместо нее провела другая учительница. Боб побродил возле ее дома, но ее нигде не было видно, а позвонить в дверь и спросить он побоялся.

Во вторник вечером после уроков они оба снова сидели в тишине класса, Боб, довольный, словно это блаженство будет длиться вечно, старательно вытирал доску, а мисс Тейлор проверяла тетради так, будто она тоже вечно будет сидеть здесь, в этой особой, мирной тишине и счастье. Вдруг на здании суда пробили часы. Их бронзовый, тяжкий гул доносился из соседнего квартала, заставляя все твое тело содрогнуться, стряхивая с костей прах времени, проникая в самую кровь, отчего казалось, ты стареешь с каждой минутой. Оглушенный этими ударами, ты невольно ощущаешь разрушительное течение времени, и когда пробило пять, мисс Тейлор вдруг подняла голову, долгим взглядом посмотрела на часы и отложила ручку.

– Боб, – окликнула она.

Он испуганно обернулся. За тот блаженный, исполненный покоя час, который они провели здесь, никто еще не нарушил тишины.

– Подойди, пожалуйста, – попросила она.

Он медленно положил губку.

– Хорошо, – ответил он.

– Сядь, Боб.

– Хорошо, мэм.

Какое-то мгновение она пристально смотрела на него, пока он не отвел взгляда.

– Боб, ты, наверное, догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить? Верно?

– Да.

– Может, будет лучше, если ты первый мне скажешь?

– О нас, – помолчав, сказал он.

– Сколько тебе лет, Боб?

– Скоро будет четырнадцать.

– Тебе тринадцать лет.

Он поморщился.

– Да, мэм.

– А знаешь, сколько мне?

– Да, мэм. Я слышал. Двадцать четыре.

– Двадцать четыре.

– Через десять лет мне тоже будет двадцать четыре… почти, – сказал он.

– Но сейчас тебе, к сожалению, не двадцать четыре.

– Нет, но иногда я чувствую, будто мне все двадцать четыре.

– Иногда ты даже поступаешь так, как будто тебе двадцать четыре.

– Правда?!

– Посиди немного спокойно, не вертись, нам надо многое обсудить. Очень важно, чтобы мы поняли, что происходит. Ты согласен?

– Да, наверно.

– Прежде всего давай признаем: мы с тобой самые лучшие, самые большие друзья на свете. Признаем, что никогда еще у меня не было такого ученика, как ты, и еще никогда ни к какому другому мальчику я не относилась так хорошо.

При этих словах Боб покраснел. А она продолжала:

– И позволь мне сказать за тебя: я для тебя самая милая учительница из всех, каких ты встречал.

– О, гораздо больше, – сказал он.

– Может быть, и больше, но надо смотреть правде в глаза, надо учитывать уклад жизни в городе, что скажут люди, и подумать о нас – о тебе и обо мне. Я размышляла об этом много-много дней, Боб. Не думай, что я что-либо упустила или не отдаю себе отчета в своих чувствах. При определенных обстоятельствах наша дружба и впрямь была бы странной. Но ты не обычный мальчик. Кажется, я неплохо знаю себя и знаю, что совершенно здорова, как умственно, так и физически, и каковы бы ни были наши с тобой отношения, они возникли потому, что я реально оцениваю в тебе незаурядного и очень хорошего человека, Боб. Но в нашем мире, Боб, это не в счет, разве что если речь идет о человеке взрослом. Не знаю, понятно ли я говорю.

– Все понятно, – сказал он. – Просто, если б я был на десять лет старше и на пятнадцать дюймов выше, все было бы по-другому. Но ведь это же глупо судить о человеке по его росту, – добавил он.