– Но все люди считают, что это разумно.
– А я – не все, – возразил он.
– Понимаю, тебе это кажется нелепым, – сказала она. – Ты чувствуешь себя вполне взрослым и правым и знаешь, что тебе нечего стыдиться. Тебе действительно нечего стыдиться, Боб, помни об этом. Ты был совершенно честен и чист, надеюсь, я тоже.
– Да, вы тоже, – сказал он.
– Может быть, когда-нибудь в какой-нибудь идеальной стране, Боб, люди научатся так точно определять душевный возраст человека, что смогут сказать: «Это уже мужчина, хотя физически ему всего тринадцать лет; каким-то чудом, по какому-то счастливому стечению обстоятельств, он – мужчина с присущим мужчине сознанием своей ответственности, своего положения, своего долга». Но пока, Боб, боюсь, нам придется мерить все годами и ростом, как делают обычно в нашем обычном мире.
– Мне это не нравится, – сказал он.
– Мне, возможно, тоже это не нравится, но ведь ты не хочешь, чтобы все стало гораздо хуже, чем теперь? Ты же не хочешь, чтобы мы оба были несчастливы? А это обязательно случится. Поверь, тут ничего не поделаешь, даже то, что мы разговариваем о нас с тобой, уже достаточно странно.
– Да, мэм.
– Но мы, по крайней мере, понимаем все, что с нами происходит, и сознаем, что мы правы, что мы честны и вели себя достойно и что нет ничего дурного в том, что мы понимаем друг друга, и ни о чем дурном мы вовсе не помышляли, потому что даже не представляем себе, что такое возможно, верно?
– Да, знаю. Но ничего не могу с собой поделать.
– Теперь нам надо решить, как быть дальше, – сказала она. – Пока только ты и я знаем об этом. Потом, вероятно, узнают и другие. Я могу добиться, чтобы меня перевели в другую школу…
– Нет!
– Тогда, может, тебя перевести в другую школу?
– Вам не нужно меня никуда переводить, – сказал он.
– Почему?
– Мы переезжаем. Предки и я будем жить в Мэдисоне. Мы уезжаем на следующей неделе.
– Но это никак не связано со всем этим?
– Нет-нет, все в порядке. Просто мой папа нашел там новую работу. Это всего в пятидесяти милях отсюда. Когда я буду приезжать в город, я смогу вас видеть? Вы не против?
– Думаешь, это будет хорошо?
– Нет, думаю, нет.
Некоторое время они молча сидели в тишине классной комнаты.
– Когда же все это успело случиться? – в беспомощном отчаянии спросил Боб.
– Не знаю, – отозвалась мисс Тейлор. – Никто никогда не знает. Тысячи лет никто не мог этого сказать, и, думаю, никто никогда не узнает. Люди либо любят друг друга, либо нет, а бывает, что полюбят друг друга те, кому не следовало бы. Я не могу объяснить, почему это со мной происходит, и ты, конечно, тоже.
– Пожалуй, я лучше пойду домой, – сказал он.
– Ты не злишься на меня, нет?
– Нет, ну что вы, как я могу злиться на вас?
– Вот еще что. Я хочу, чтобы ты помнил: жизнь всегда что-то дает взамен. Всегда, иначе невозможно было бы жить. Сейчас тебе плохо, и мне тоже. Но что-то непременно произойдет, и все встанет на свои места. Ты веришь?
– Хотелось бы верить.
– Так вот, это правда.
– Если б только… – начал он.
– Что?
– Если б только вы меня подождали, – выпалил он.
– Десять лет?
– Тогда мне будет двадцать четыре.
– А мне – тридцать четыре, и, возможно, я буду уже совсем другим человеком. Нет, вряд ли это возможно.
– А вам бы хотелось? – воскликнул он.
– Да, – тихо ответила она. – Это глупо, и, конечно, ничего не выйдет, но мне бы очень этого хотелось.
Он долго сидел молча, а потом сказал:
– Я никогда вас не забуду.
– Спасибо за эти слова, хотя это и невозможно, потому что жизнь устроена иначе. Ты забудешь меня.
– Никогда не забуду. Я придумаю способ, чтобы всегда о вас помнить, – сказал он.
Она встала и пошла вытирать доски.
– Я вам помогу, – предложил он.
– Нет-нет, – поспешно возразила она. – Уходи, Боб, иди домой, и не надо больше мыть доски после уроков. Я поручу это Элен Стивенс.
Он вышел из школы. Во дворе, обернувшись, он увидел мисс Энн Тейлор в последний раз: она медленно стирала с доски написанные мелом слова, и рука ее двигалась вверх-вниз, вверх-вниз.
На следующей неделе он уехал из города и не был там шестнадцать лет. Хотя жил он всего в каких-то пятидесяти милях оттуда, он так ни разу и не приехал в Гринтаун, пока ему не исполнилось почти тридцать, и к тому времени он был уже женат; и вот однажды весной они с женой по пути в Чикаго остановились в Гринтауне на один день.