Уха из золотой рыбки

Я не знаю, где он работал, но, судя по имеющимся благам, Степан Иванович занимал немалый пост. Мне Ликин отец очень нравился, мы с ним даже дружили. Как только я появлялась в гостях, Степан Иванович моментально вынимал из бара бутылку коньяку и призывал:

– А ну, полутезка, садись, Ивановна, прими двадцать граммов и расскажи, как жизнь идет!

Как-то я пожаловалась, что на дворе зима, а у Кеши нет шубки. В те времена раздобыть для ребенка шубу из натуральной цигейки было редкостной удачей, искусственные, под «барашка» и «леопарда», висели повсеместно, но, скажите, какой в них толк? От двадцатиградусного московского мороза они совершенно не спасали!

Степан Иванович молча выслушал мои стенания, а на следующий день хитро улыбающаяся Лика приволокла пакет.

– На, папа велел передать.

Внутри была изумительно блестящая шубейка из черной овчинки, такой же капор и варежки из дубленой кожи.

На мою попытку отдать за одежку деньги Степан Иванович обозлился и рявкнул:

– Молчать! Носить спокойно! Не тебе куплено, мальчишке!

Еще он никогда не пускался в занудные воспоминания, чем часто грешат старики, не поучал нас, не заводил песню с рефреном: «Ох уж эта молодежь…»

Мне он вообще казался одногодком, а его грубые шутки и скабрезные анекдоты, до которых Степан Иванович был большой охотник, не раздражали. Впрочем, кое-какие из них, несмотря на пошлость, были смешными. Когда Степан Иванович умер, я очень расстроилась и воскликнула:

– Ну надо же, такой молодой!

– Папе исполнилось уже восемьдесят девять, – напомнила Лика.

Я осеклась. Действительно. Степан Иванович пережил жену, которая умерла в середине восьмидесятых, он давно вышел на пенсию. Скончался Ликин отец года два или три тому назад, глубоким стариком, но я почему-то продолжала до конца считать полковника своим ровесником. Иногда я вспоминаю его и тогда радуюсь, что все же сумела сделать ему приятное. За несколько лет до смерти полковник со вздохом сказал:

– Эх, вот раньше-то хорошо было, каждый год катался в Крым отдыхать, а теперь никто путевку не дает.

– Фу, – сморщилась Лика, – давай я тебя в Турцию отправлю!

– На кой хрен мне турки? – возмутился Степан Иванович. – Лучше Крыма ничего нет!

– Турция тот же Крым, – не успокаивалась Лика, – только с другой стороны.

– Нет, – качал головой отец, – мне и загранпаспорт-то не дадут.

– Почему? – изумилась я.

– Слишком много знаю, – хмыкнул полковник.

– Ладно тебе, – отмахнулась Лика, – не хочешь в Турцию, вот и выдумываешь повод.

– Только в Крым, – уперся Степан Иванович.

Лика, желая сделать лучше, пыталась переубедить папу, я же поговорила кое с кем и подарила полковнику путевку в санаторий на три недели, в Абрау-Дюрсо. Полковник потом долго вспоминал об экскурсии на завод шампанских вин и в ледниковые пещеры…

– Отец тебя отлупил? – изумилась я. – Да быть такого не может!

– Один раз в жизни такое случилось, – улыбнулась Лика, – оттого и запомнилось. За Воротникова!

– За кого? – совсем потерялась я.

Лика закашлялась, было не понять, то ли она простудилась, то ли пытается скрыть таким образом подступающие к горлу слезы.

– Давняя история, я на пятом курсе была. Прихожу домой, вхожу на кухню, а там родители обедают, радио гремит. Диктор прямо захлебывается: «Расхитители социалистической собственности, люди, подрывающие устои социализма… приговор над Воротниковым приведен в исполнение».

Лика возьми и поинтересуйся:

– Это кто такой?

– Бандит и вор, – ответил Степан Иванович, – таким не место среди нас.

– Может, у него жена есть или дочка, – заявила Лика, – представляешь, какой ужас такое услышать.

– Воровать не надо, – заявил отец.

– Все равно жестоко расстреливать человека, – гнула свое Лика.

– Воротников негодяй!

– Но он человек! Неужели тебе его не жаль?

– Хватит, – велела Нина Алексеевна, – ешьте суп.

– Кого мы воспитали, – побагровел Степан Иванович, – моя дочь оправдывает преступника!

– Он человек!

– Нет, он – мразь! Его следовало расстрелять прилюдно, чтобы другим неповадно было! – заорал отец. – Хищение в особо крупных размерах, валютные операции… Ты хоть знаешь, что ему вменяли?

– И знать не хочу, – буркнула Лика, – убивать жестоко, даже провинившихся. Чем государство лучше преступников? А тот, кто расстреливает? Он тоже убийца!

– Он соблюдает законность, – возразила Нина Алексеевна, – если не будет наказания, отбросы общества распояшутся окончательно!