Уха из золотой рыбки

– Так нигде! – воскликнул Савелий Петрович и потянулся к «Мистеру N», но я ловко дернула глянцевый ежемесячник к себе.

– Нет, надо вспомнить. Ладно, я готова помочь. Не так давно вы выступали в суде свидетелем.

– Ну, – напрягся Савелий Петрович, – было дело, исполнил свой гражданский долг, а чего?

– Женщина, которая сбросила в реку мужчину, была похожа на ту, которую запечатлело фото?

Савелий Петрович отшвырнул от себя снимок, словно это был не лист бумаги, а шипящая кобра.

– Не помню.

Я секунду посидела без движения, потом вытащила из сумочки сто долларов, положила их на обложку «Мистера N» и подтолкнула «бутерброд» к дедушке.

– Теперь память просветлела?

Савелий Петрович крякнул, взял зеленую бумажку, поплевал на край ассигнации, помусолил его в пальцах, посмотрел купюру на свет, потом очень аккуратно сложил ее, спрятал под клеенку и спросил:

– Журнальчики, значитца, оставишь?

– Обязательно.

– Не она это.

– Как? – подскочила я. – Не может быть! Вы хорошо помните?

– Да не жалуюсь на память, – пожал плечами Савелий Петрович, – морковки много ем, капусты, вот мозг и работает. Это у того, кто мясо потребляет, ум к старости уходит…

– Может, не разглядели как следует?

– И глаза отлично видят, не она.

– Неужели отсюда хорошо рассмотрели черты лица убийцы?

Савелий Петрович меленько засмеялся, встал, подошел к подоконнику, отодвинул длинную грязную занавеску и поманил меня пальцем.

– Иди сюда.

Я приблизилась к окну.

– На, – старичок сунул мне в руку бинокль, – подстрой под глаза, колесико подкрути и наведи на мужика, вон по набережной идет.

Я послушно повернула черный кружочек, и тут же из моей груди вырвался возглас удивления. Лицо прохожего неожиданно оказалось близко, настолько рядом, что стали видны волоски, торчащие на переносице.

– Надо же, ведь темно уже, – пробормотала я.

– Качественная оптика, – щелкнул языком дедушка, – та женщина другая была, беленькая, глаза светлые, немного пухлая, а эта чернявая и тощая, ни рожи, ни кожи, ни жопы. Не она это, точно говорю. Хотя…

Савелий Петрович замолчал.

– Что? – в нетерпении воскликнула я. – Что «хотя»?..

Дедушка пожевал нижнюю губу, видно было, что он колеблется, но, помедлив пару минут, Савелий Петрович наконец решился:

– Значитца, так! Хочешь посмотреть на ту, что убила?

– Как посмотреть? – оторопела я.

Савелий Петрович ухмыльнулся:

– Просто. У меня ее фотка есть.

Я на секунду лишилась дара речи, но потом, с трудом обретя голос, воскликнула:

– Что у вас есть?

– Снимок, – спокойно пояснил дедушка.

– Откуда?

– Так сделал.

– Как?

– Фотоаппаратом.

– Не может быть!

Дедуся погрозил мне пальцем:

– Ишь, хитра! Думаешь, так покажу! Ну уж нет, давай двести долларов, тогда увидишь.

Я вытащила из кошелька деньги. Савелий Петрович попытался выхватить их из моих пальцев, но я была начеку:

– Э нет, сначала покажи картинку!

Старичок встал, подошел к древнему шкафу, вытащил старинный альбом и начал перелистывать толстые страницы из многослойного картона. Передо мной замелькали фотографии самого откровенного содержания. Люди, занимавшиеся на стоящей у реки скамеечке любовью, и предположить не могли, что за ними затаив дыхание наблюдает сластолюбивый свидетель. Наконец Савелий Петрович добрался до нужного места.

– Вот, – ткнул он пальцем в снимок, – любуйся.

Я наклонилась над альбомом. Фотоаппарат запечатлел парапет набережной и две фигуры, опершиеся на него. Мужчина, не знавший о том, что через пять минут станет трупом, был одет в светло-бежевую рубашку с короткими рукавами и коричневые брюки, на Лике красовался идиотский сарафан, тот самый, в крупных цветах, который Карапетова привезла ей в подарок.

Едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как я обозлилась на себя. При чем тут Лика! Но пришлось признать, убийца очень похожа на мою несчастную подругу. Такие же длинные белокурые волосы, спускавшиеся ниже плеч. Правда, Лика никогда не заплетала косу, она носит кокетливые локоны, на мой взгляд, слегка неуместные для дамы, перешагнувшей сорокалетний рубеж. Женщина, которую я приняла за Лику, стояла в пол-оборота. Хорошо был виден коротенький, слегка вздернутый носик и пухлая нижняя губка, чуть выпяченная вперед. Она была молодой.

Мой взгляд заскользил по фигуре девушки. Так, теперь понятно, отчего Савелий Петрович поместил снимок в свой альбомчик. По набережной часто гуляет ветер, и «папарацци» щелкнул затвором в тот самый момент, когда очередной порыв «борея» поднял вверх широкую юбку сарафана. Подол завернулся почти до пояса, и оказались великолепно видны две стройные, изумительно ровные, красивые ножки и круглая попка в крохотных трусиках-стрингах. Ступни девицы украшали босоножки на каблуках, левая щиколотка была замотана бинтом.