Смех и грех Ивана?царевича

Я припарковался и повернулся к наркоманке:

— Сегодня вам не удастся пустить с молотка квартиру покойной.

— Этта почему? — взвилась Майя.

— Наследники получают право распоряжаться имуществом умершего лишь спустя полгода после его смерти, — пояснил я. — Таков закон.

— Вот депутаты хреновы! — завозмущалась баба. — О народе не думают, о своем кармане пекутся, ворюги. А если у бедного человека денег нет? Ой, голова болит, тошнит, в ознобе ломает, лекарство купить не на что, ща подохну…

Несмотря на брезгливость, я постарался говорить сочувственно:

— Хотите, отвезу вас в такое место, где вам сделают укол?

— Врешь, да? — поежилась пассажирка.

— Нет. Вам сразу станет легче, — пообещал я, — мой друг поможет.

— Денег нет, — печально вздохнула дочурка Надежды Васильевны.

— Услуга бесплатная, — уточнил я.

— Так не бывает, — затряслась наркоманка. — Значит, тебе чего?то надо? Хочешь меня…

— Упаси господь! — испугался я. — Такая мысль мне и в голову прийти не могла!

Не знаю, сколько надо выпить, чтобы прельститься теткой, сидевшей сейчас на заднем сиденье моей машины. Ведро? Цистерну? В меня явно не влезет такое количество спиртного. Даже если «красавица» останется последней женщиной на планете, я никогда к ней не приближусь.

— Так че надо? — устало спросила Майя. — Говори, за укол все сделаю.

— Почему вы назвали Ксению убийцей Иосифа? Расскажете правду — получите лекарство, — пообещал я.

— А не врешь? — еле слышно спросила она.

Мне неожиданно стало жаль беспутную бабу:

— Нет.

— Я сказала, что Ксюха убила Йосю, потому что она его убила, — выдохнула Майя. — Мать правду знала, но она хозяевам задницу лизала, вот и молчала. И к тому же бабка Йосика не любила — он характером в меня пошел, свободолюбивый. А Ксюха Винивитинова, шалава, моего мальчика соблазнила. Вези теперь меня к своему приятелю.

Я взял телефон и набрал номер Норы.

— Здравствуйте, Георгий Венедиктович. Очень надо привезти к вам Майю Константиновну, дочь Надежды Васильевны Пироговой. Ей требуется укол. Будем у вас примерно через час, точнее сказать не могу, на дороге пробки.

Надо отдать должное Элеоноре — мышей она ловит сразу. И не поодиночке, а стаями.

— Поняла, Ваня, сейчас предупрежу, чтобы Жора был наготове.

— Лучше пусть встретит нас прямо у ворот со шприцем, — продолжал я. — Майе совсем плохо, у нее ломка.

— Хорошо, не беспокойся, все организую, — пообещала Нора.

Я вернул трубку на место. Георгий Венедиктович — врач?нарколог, владелец реабилитационной клиники — кое?чем обязан Элеоноре, и, думаю, он поможет моей пассажирке. Конечно, сейчас Майя, желая получить дозу, готова сделать что угодно. Я могу показать ей купюру, выслушать ее рассказ, вручить гонорар и высадить «мисс очарование» на первом же углу. Меня с ней ничего не связывает, мы абсолютно чужие люди. А вот Лидии должно быть стыдно — бросила почти невменяемую сестру с незнакомым мужчиной и удрала прочь. Но я понимаю, что Майя довела ее до исступления. Готов спорить, сейчас Лидию грызет совесть. Да, за таблетки и шприц Майя схватилась сама, она глупа и распущенна, но нездорова, и ей требуется помощь.

Я отъехал от тротуара и приказал спутнице:

— Рассказывайте все! Да не вздумайте врать, живо распознаю ложь, и тогда никакой инъекции не будет.

Майя заговорила без пауз. Сказав несколько фраз, она замирала, произносила как заклинание: «Так люблю Катю и Йосю! А мамаша их украла», — и продолжала повествование. А я понял, что дети никогда не вызывали у нее никаких чувств. Уж лучше б она их ненавидела. На мой взгляд, самое страшное — это равнодушие.

Я не стану цитировать речь наркоманки, изложу суть.

…Переехав в собственную квартиру, Майя зажила как хотела. Надежда Васильевна воспитывала внуков, а ее младшая дочурка пила водку. То есть не навещала отпрысков, денег на их содержание не давала, матери не звонила, не спрашивала, как поживают Катя с Иосифом. Так продолжалось пару лет. Потом у Майи случился припадок белой горячки — она бегала голой по подъезду и ломилась в чужие квартиры. Соседи позвонили Надежде Васильевне, та примчалась и отвезла дочь в больницу.

Увы, это стало повторяться регулярно. Из клиники Лапина выходила нормальным человеком, устраивалась на какую?нибудь работу, пару месяцев не смотрела в сторону спиртного. Но потом… Здесь, пожалуй, лучше все же процитировать ее: «Звали меня в гости, а там на столе бутылки, откажешься от выпивки — тебе силком в рот вольют, не станешь на грудь принимать, насмерть обидятся. Так чего, мне лучших друзей терять? Это не я виновата, другие к пьянству меня подталкивали».