Незабудки для тебя

И она приветственно помахала ему рукой, улыбаясь во весь рот. Деклан заметил, что на руках у нее браслеты Одетты.

— А ведь еще и двенадцати нет! Вы только посмотрите на себя! — Лилибет приблизилась, подошла вплотную к Деклану и провела пальцем по его обнаженной груди. — Весь мокрый!

— Я принял импровизированный холодный душ. — Машинально, повинуясь инстинкту самосохранения, Деклан отступил на шаг. — Чем могу служить, мисс Симон?

— Для начала называйте меня Лилибет. К чему условности? Ведь вы добрый друг моей мамочки и моей доченьки, верно?

Отступив на шаг, она окинула взглядом дом, и глаза ее расширились.

— Поверить не могу! Что вы сделали с этой старой развалюхой?! Просто преобразили! Деклан, у вас настоящий талант! Мне ведь можно называть вас Декланом? — добавила она игриво.

— Конечно. А талант здесь необязателен, достаточно свободного времени.

«И денег, — добавила про себя Лилибет. — Целой кучи денег!»

— Ну-ну, не скромничайте! Вы здесь просто чудо сотворили! А можно посмотреть, как он теперь выглядит внутри? Я ведь вас не отвлекаю от дел? Да, я с удовольствием выпью чего-нибудь холодненького — вроде и прошла всего ничего, но этой жары у меня совсем в горле пересохло!

Он не хотел впускать ее в дом. Сам не понимая почему. Появление Лилибет не только вызвало в нем раздражение, но и пробудило смутный иррациональный страх. Однако, как бы там ни было, она мать Лины, а он с детства привык проявлять вежливость к старшим.

— Разумеется. У меня есть холодный чай.

— Холодный чай? О, по-тря-са-юще!

Деклан открыл ей дверь. Лилибет с ужимкой проскользнула мимо, как бы случайно коснувшись его плечом, вошла в холл и восхищенно ахнула.

Притворяться ей не пришлось — изумление и восхищение были неподдельными.

Ей уже случалось здесь бывать: немало подвыпивших подростков забирались по ночам в старинный особняк. Но Дом Мане никогда ей не нравился. Мрак, пыль, паутина, напоминание о былой роскоши… от всего этого у нее мурашки по коже бегали.

Но теперь все здесь блистало и сверкало. Свежевыкрашенные стены, сияющий пол, старинная мебель. Не то чтобы Лилибет любила антиквариат, но она хорошо знала, что антикварные вещи стоят бешеных денег.

Почему, интересно, богачи обожают всякое старье? Этого Лилибет никогда не могла взять в толк. Кому нужны скрипучие старые столы и диваны, когда можно купить что-нибудь новенькое, яркое, эффектное?!

— Боже ты мой! Да у вас тут как в музее! Ну просто музей! — повторяла она, проходя через холл и входя в гостиную.

Сама Лилибет предпочла бы поселиться в городе, где всегда можно развлечься. Но она понимала: в таком доме женщина может жить как королева! А если достаточно «зелени», любые развлечения можно заказать на дом!

— Бож-ж-же мой! Я сказала, что у вас талант? Нет-нет, вы просто гений! Потрясающе красиво! — Она повернулась к нему. — Должно быть, вы страшно гордитесь собой!

— Не без того. На кухню — сюда. Посмотрим, что здесь найдется холодненького.

— Хорошо-хорошо, только сначала дайте мне все как следует посмотреть! — Собственническим жестом она положила руку ему на локоть. Вместе они вышли в холл. — Просто невероятно! Как вам это удалось? Мама говорит, вы начали всего несколько месяцев назад!

— Это не так уж сложно, если составить план и идти строго по расписанию.

Сейчас, увы, в его расписание вторгся прием незваной гостьи, и, подавив желание отправить ее восвояси, Деклан повел Лилибет в библиотеку. Пока она, ахая и всплескивая руками, рассматривала стены и камин, он незаметно рассматривал ее.

Лина на мать совсем не похожа, решил он. Пожалуй, некоторое сходство все же имеется, только у Лины тело здоровое, крепкое, гибкое, а Лилибет худа, как скелет, и разболтана, словно кукла на шарнирах. Алые шорты и туго облегающий топик подчеркивали ее худобу и вызывали не влечение, а жалость. Невольно Деклан ощутил сострадание к женщине, так отчаянно пытающейся привлечь внимание к своему изможденному, увядшему телу.

Лицо ее скрывалось под густым слоем косметики. Жара оказалась не слишком добра к макияжу — он «поплыл», и физиономия Лилибет выглядела неприятной и словно фальшивой. В угольно-черных волосах, источающих запах лака, просвечивали седеющие корни.

Когда они добрались до кухни, Деклан уже не чувствовал перед Лилибет никакого смущения — только жалость.