Тормоза для блудного мужа

Блондинка отступила на шаг от порога и перекрестилась.

– Вспомнили! Они умерли. Я больше ничего о них не знаю.

– Кто умер? – растерялась я.

– Ира и Соня, – уточнила женщина. – Квартира теперь наша.

– Простите, – прошептала я.

– Ничего, – равнодушно отозвалась дама. – Извините, скоро муж придет, а у меня котлеты не пожарены.

Дверь захлопнулась, я осталась на лестнице, потопталась немного у лифта, потом спустилась на первый этаж и ощутила, как в кармане вибрирует телефон.

– Ирина Георгиевна Сметанина умерла в январе прошлого года, – зачастил Собачкин. – Точнее, она покончила с собой. На отчаянный шаг ее, похоже, толкнула смерть дочери Софьи Николаевны Сметаниной. Та скончалась от гепатита тридцать первого декабря позапрошлого года. Веселый у них праздник получился.

– Да уж, – вздохнула я, – а что по Алисе Спиридоновой?

– В Москве есть три женщины с такими именем и фамилией, – продолжил Семен, – одна проживает на Юго-Западе, она пенсионерка, недавно справила восьмидесятилетие.

– Маловероятно, что это наш вариант, – протянула я.

– Вторая школьница, ей десять. А вот третья, – без передышки частил Собачкин, – похоже та, которую мы ищем, у нее квартира в проезде Хоркина. Хочешь самое интересное?

– Говори! – приказала я.

– Алиса Спиридонова, Вера Иосифова и Ирина Сметанина в детстве посещали одну школу. Внимание! Директором учебного заведения являлся Георгий Петрович Сметанин.

– Отец Ирины! – подскочила я.

– Точно! Хвалю за сообразительность, – хихикнул Собачкин. – Угадай, где живет сейчас Георгий? Кстати, он по сию пору успешно стоит у штурвала учебного заведения. Ну? Раз, два, три! Не догадалась? Его квартира находится на этаж выше Ирининой.

– Здорово, – одобрила я инициативного Семена, – ты действуешь со скоростью звука. Диктуй точный адрес Спиридоновой и ее телефон. Если эта Алиса действительно школьная подруга Веры, Орлова могла затаиться у нее.

– Уже поздно, – предостерег Собачкин.

– Самое время, чтобы сидеть дома у телика, – возразила я, – наплюю на воспитание и потревожу Спиридонову.

Трубку Алиса не снимала, я послушала гудки, а потом сообразила: если Вера прячется у Спиридоновой, то ехать в гости к Алисе лучше без предупреждения.

Длинная обшарпанная пятиэтажка ощетинилась открытыми нараспашку дверями подъездов. Я вошла внутрь первого, очутилась в темноте, нащупала рукой перила, ногой ступеньки, начала осторожно подниматься и налетела на что-то железное. Оно загремело, зазвякало, зазвенело.

Слева появился узкий луч света, из квартиры высунулась баба, ее голову украшали антикварные железные бигуди с черными резинками.

– Чтоб тебе сдохнуть, пьянице отвязной, – заорала она. – А ну подымай ведро, коли опрокинула! Ночь на улице, а ей по хрену! Нажралась и ползет в дом! Когда вас всех из Москвы выселят, подонков!

– Простите, на лестнице темно, – начала я извиняться, – сейчас соберу мусор.

Дверь распахнулась полностью.

– Ты не из наших, – констатировала тетка в бигуди, – трезвая и одета прилично.

– В гости иду, – дипломатично ответила я, засовывая в эмалированное ведро пустые пакеты из-под молока и кефира.

– Люба! – заорали из квартиры. – Реклама заканчивается. Беги скорей, фильм смотри.

– Ща! – завопила в ответ Люба. – И к кому ж в этом доме нормальные люди ходят? Здесь на всех этажах алконавты. В какую квартиру ни ткнись, морды опухшие. Хулиганят, ящики почтовые жгут, окна на лестнице колошматят, блюют и ссут на пол.

Я решила провести разведку боем:

– Алиса Спиридонова тоже такая?

– Она в какой проживает? – деловито поинтересовалась Люба.

– В двадцатой, – сказала я, стаскивая грязные перчатки.

– На пятом, – кивнула Люба, – там ваще чума! Девятнадцатую хозяйка хачикам сдает, у нее в двушке их штук десять устроилось, все на одно лицо, идут, бормочут, и не поймешь, то ли здороваются, то ли убить задумали. Восемнадцатая за год шестерых хозяев сменила, кто въедет, сразу помирает. В семнадцатой дедушка жил психованный, он зимой ногу сломал, чего с ним сейчас, понятия не имею, в его фатере парни с девками гудят, устроили разврат. Про двадцатую ничего не слышала, но я тут всего три месяца. Сняла за бесценок жилплощадь, радовалась, дура, а сейчас хочу удрать поживей. Не дом, а дно жизни.

– Люба! – донеслось из комнаты. – Скорей! Гля! Они нашли своего ребенка!

Тетка, не попрощавшись, грохнула дверью, а я очень осторожно, помня о мусорных ведрах, выставленных на лестницу, стала подниматься вверх по выщербленным ступенькам.