Кречет. Книга I

– Камни! Только камни!

Ругаясь так, что покраснел бы и рейтар, генерал Вашингтон ударом ноги перевернул открытый бочонок, затем в приступе бешенства обнажил саблю и принялся потрошить еще нетронутые бочонки. Напрасный труд: все они были наполнены камнями, кроме двух, стоявших немного в стороне от других.

Однако большая часть французского золота исчезла.

Губы Вашингтона побелели. Он по очереди взглянул на своих спутников: оба были так же бледны, как и он, а Жиля била крупная дрожь.

– Грабителю не хватило времени закончить свою работу, – проворчал генерал, – и этой зимой мои солдаты снова будут подыхать с голоду.

Негодяй! Подлец!

Взгляд генерала упал на майора Гранта.

– Прикажите доставить в целости эти бочонки казначею Форта и распорядитесь, чтобы привели моего коня, а также лошадь для этого солдата.

Мы едем в Робинсон-хаус. Это дом Арнольда, – объяснил он Жилю. – Генерал Лафайет и полковник Гамильтон уже отправились туда, чтобы не заставлять ждать миссис Арнольд с ее обедом.

Ее… муж должен там быть, раз он не встретил меня здесь!.. Но как я мог обезуметь настолько, чтобы доверять этому человеку и отдать в его руки целое состояние? Это значило искушать дьявола… Но кто мог предвидеть такое несчастье?

Всадники покинули Уэст-Пойнт и во весь опор помчались по направлению к довольно красивому зданию, стоявшему в нескольких милях от крепости посреди роскошного парка из огромных сосен и кипарисов. Оживляемый рекой, пейзаж был великолепен и торжествен, но Робинсон-хаус в этот день выглядел странно: в доме царили крайнее возбуждение и растерянность. Черный слуга, спешивший к конюшням, лишь бросил на всадников абсолютно безразличный взгляд. Перед крыльцом они увидели стоявших подле двух негров и квартеронки, рыдающей в передник, Лафайета и Гамильтона, которые о чем-то совещались. Увидев своего командира, они с видимым облегчением бросились ему навстречу.

– Ах, господин генерал! – вскричал Лафайет. – Вы явились вовремя, как сам Господь! Мы находимся в совершеннейшей растерянности! Генерал Арнольд только что уехал, и мы…

– Арнольд – предатель! – резко оборвал его Вашингтон. – Кому доверять… Боже мой! Вот, маркиз, прочтите то, что мне только что доставили.

Маркиз и майор прочли бумаги, вырывая их друг у друга, и не смогли сдержать негодующих восклицаний. Окончив чтение, оба ошеломленно взглянули на Жиля, державшегося в трех шагах позади генерала.

– Да, да, – сказал Вашингтон, который, чтобы успокоиться, жевал сорванную с дерева веточку. – Именно этому молодому человеку мы обязаны раскрытием заговора. Он выказал огромную храбрость…

– О… но ведь это наш охотник за индейцами? – воскликнул Лафайет. Его удрученное лицо, постаревшее от ужасных событий, осветилось улыбкой, тотчас же сделавшей его снова молодым. – Вот вам моя рука, сударь! Мне вдвойне приятно пожать руку французу, столь преданному нашему дорогому генералу и делу американской независимости. Граф де Рошамбо очень хорошо отзывался о вас.

Жиль с радостью пожал руку маркиза, еще раз подумав, что он действительно попал в страну чудес, где рука овернского вельможи пожимает руку бретонскому бастарду. Однако Вашингтон прервал излияния:

– Теперь доложите, что здесь произошло!

Рассказ начал полковник Гамильтон. Он коротко поведал о том, как, приехав без приглашения в Робинсон-хаус, чтобы пообедать и уведомить о скором прибытии главнокомандующего, они застали Арнольда сходящим с лошади: он только что прибыл с противоположного берега реки.

Чтобы избежать риска разминуться с Вашингтоном на дороге в Уэст-Пойнт и не заставлять более ждать свою супругу, Арнольд уселся за стол вместе с ним и Лафайетом. Обед начался весело, как вдруг прибыл гонец с письмом.

Арнольд прочел его и, нисколько не изменившись в лице, самым естественным тоном попросил извинения: его срочно вызывают по делам службы. Он встал из-за стола и, подав знак жене, удалился с ней в свою комнату. Минуту спустя Лафайет и Гамильтон выглянули в окно и увидели, как генерал вскочил на лошадь и умчался в южном направлении.

Они остались за столом одни. Ожидание показалось им долгим, миссис Арнольд все не возвращалась. Тогда они спросили о ней у негра, который прислуживал им за столом. Вскоре негр возвратился в сопровождении горничной. Она была в сильном волнении и проливала потоки слез.

Между рыданиями квартеронка смогла им сказать, что «у мистрис конвульсии» и что уже послано за доктором: ее состояние вызывало опасения, ведь она была беременна.