Спальня королевы

– То же, что и вы! Это так прекрасно, что слезы не однажды застилали мне глаза.

– Итак, юные дамы, мне кажется, что вы по достоинству оценили стихи господина Корнеля, – произнес глубокий голос. Фрейлины, все как одна, вздрогнули и потеряли дар речи. Так бывало всегда, когда рядом неожиданно оказывался кардинал Ришелье. Только Мария де Отфор, ничуть не обескураженная этим внезапным появлением, спасла ситуацию:

– Я надеюсь, что они понравились и вам, ваше высокопреосвященство. Всем известен ваш отличный вкус в области искусства и литературы! Не думаете ли вы о том, чтобы принять автора в Академию?

Даже у великих людей есть свои маленькие слабости. Лесть Авроры де Отфор заставила Ришелье улыбнуться.

– Посмотрим! Совершенно ясно, что это великое произведение... Хотя в стихах можно найти несколько слабых мест. Но я что-то не вижу мадемуазель де Лафайет?

– Она нездорова, – сообщила мадемуазель де Шемеро, которая не слишком долго стеснялась в присутствии министра. – Она вдруг так изменилась в лице, что ее величество настоятельно посоветовала ей пойти отдохнуть. На самом деле, – развязно добавила девица, – ее величеству, видимо, не нравилось наблюдать за тем, как ее фрейлина и его величество обмениваются на расстоянии нежными взглядами и томными вздохами.

– Я не думаю, что ее величеству понравился бы ваш комментарий, мадемуазель! – резко оборвала ее Мария де Отфор. Большие голубые глаза камер-фрау метали молнии.

Улыбка Ришелье, наблюдавшего за ней с видимым удовольствием, смягчила ситуацию:

– Кто же не способен понять королеву? Тем более в присутствии иностранного принца! Ах, мадемуазель де Лиль! Я вас не сразу увидел. Правду говорят, что все несколько бледнеет, когда появляется Аврора. Вы сегодня особенно очаровательны! – добавил он, рассматривая взглядом знатока ее платье из плотного белого шелка, расшитого серебряными цветами. Это был подарок Элизабет Вандомской. Сильви надела этот наряд впервые, и он необычайно ей шел.

Комплименты всегда доставляют удовольствие, но девушка покраснела до корней волос, когда взгляд его высокопреосвященства скользнул по глубокому декольте. Ришелье любил женщин. Об этом знали все, и множество историй по этому поводу передавалось из уст в уста дворцовыми сплетницами. Чтобы справиться со смущением, Сильви опустилась в низком реверансе.

– Я благодарю ваше высокопреосвященство, – прошептала она.

– За что же это? Надо благодарить не меня, а господа. Это он создал вас на радость окружающим. Такое наслаждение для глаз. Тем более что я хочу представить вам одного из моих верных слуг. Он просил меня об этом, потому что восхищен вами. Барон де Ла Феррьер, – произнес Ришелье, отходя в сторону, чтобы все увидели молодого человека, которого заслоняла его высокая фигура в красном. – Это офицер моих гвардейцев, но сегодня он не на службе. Приветствуйте мадемуазель де Лиль, мой дорогой Жюстен, она разрешает.

Сильви чуть было не выпалила, что она не давала никакого разрешения, но подумала, что куда разумнее не навлекать на свою голову неудовольствие кардинала из-за такого пустяка. Она ответила на приветствие Жюстена де Ла Феррьера и подумала, что Персеваль напрасно мучает себя. Если бы даже он не предупредил ее, она бы все равно невзлюбила его с первого взгляда. Перед ней возвышались сто девяносто шесть сантиметров зеленого бархата, обшитого шнуром, украшенного вышивкой и маленькими красными с серебром узелками, плюс кружевной воротник. Кружева торчат и в раструбах ботфортов. Над воротником рыжая бородка. Она была бы не лишена привлекательности и, возможно, могла бы ей понравиться, если бы не чересчур вялый рот ее обладателя и неискренний взгляд зеленых глаз.

Приветствуя Сильви, Жюстен разразился длиннющим комплиментом, половины которого она не поняла, таким он оказался витиеватым. У кардинала не хватило терпения дослушать до конца. Он ушел, заставив таким образом расступиться батальон фрейлин, которых мучило любопытство. Сильви поразили руки барона – настоящие вальки для белья, выступающие из изысканных кружевных манжет.

Объявили, что ужин подан, и Ла Феррьер закончил свои разглагольствования просьбой разрешить ему сопровождать Сильви к столу и составить ей компанию за ужином. Бедняжка собиралась от него отделаться банальными любезностями и на такой поворот событий никак не рассчитывала. Разумеется, у нее не было никакой охоты закончить вечер в компании этого неприятного чужака. Но она не знала, как ему отказать. Сильви осмотрелась, не придет ли ей кто-нибудь на помощь. Но королева уже вышла из галереи, вслед за ней потянулись и фрейлины. Ла Феррьер принял ее молчание за согласие и уже завладел ее рукой, но тут у Сильви за спиной раздался теплый, отчетливый, хорошо модулированный голос: