– Молчи, рухлядь, а то плохо будет.
Николай Федорович ринулся в дом. Он прекрасно понимал, что справиться с двумя молодыми, крепкими парнями ему не под силу, но обнаглевшие бомжи и предположить не могли, что у немощного старика спрятан в шкафу пистолет. Оружие имелось у бывшего фронтовика на совершенно законных основаниях. В свое время его, тогда бравого майора, наградил за смелость в бою командующий Северо-Западным фронтом. На револьвере была соответствующая гравировка, на полке хранилось разрешение на оружие. Раз в месяц Николай Федорович вынимал пистолет, чистил его и предавался воспоминаниям, но пенсионер и предположить не мог, что настанет день, когда его рука вновь потянется к «сувениру» как к оружию.
Увидав в руке обворованного крестьянина револьвер, бомжи струхнули и, ломая ногами кусты любовно выращенной смородины, кинулись на улицу. Увидев растоптанные ветви, Николай Федорович совсем помутился рассудком. Парни бежали к платформе, старик спешил за ними. Понимая, что сейчас безнадежно отстанет и упустит мерзавцев, дедушка, совершенно не обращая внимания на то, что по улице потекла толпа людей, сошедших с электрички, нажал на курок…
Послышался шлепок, на тротуар рухнуло тело, тут же натекла большая вишнево-бордовая лужа. Рука не подвела старого вояку, пуля угодила мужчине в грудь, и несчастный скончался по дороге в больницу. Только это был не бомж, а зять Тамары Павловны, мирно шедший домой.
– Какой ужас, – прошептала я, – вот несчастье!
Тамара Павловна замялась, потом, понизив голос, сказала:
– Конечно, мы его и похоронить пока не можем. Милиция до сих пор тело не отдает, зачем-то оно им нужно. Но знаете, Дарья Ивановна, грех, конечно, так говорить, Кариночка до сих пор в шоке, любила она мужа-то, только господь нас от него освободил. Измучил совсем, никаких сил не осталось.
– Пил?
– Хуже, – грустно отмахнулась Тамара Павловна, – сначала дрянь всякую глотал, потом колоться начал, а ведь какой приличный человек вначале был, неудачник, правда…
– Почему?
Тамара Павловна налила мне еще ужасного чаю и взглянула на часы. Ей явно хотелось выговориться.
– Вы на машине? – спросила она.
– На электричке.
– Тогда вам придется у меня часок посидеть, сейчас последняя в Москву пойдет, потом перерыв.
Словно торопясь подтвердить ее слова, загрохотал поезд. В буфете тоненько затренькали рюмки и стаканы, запрыгала на столе пустая хлебница.
– Заболтались мы, – вздохнула Тамара Павловна.
– Ну и ладно, – улыбнулась я, – надо же иногда и отдыхать. Поеду через час, не беда, а почему ваш зять неудачник был?
Хозяйка грустно улыбнулась:
– Видать, таким уродился, не пришей кобылке хвост, учителем работал в школе.
– Да? Уважаемый человек!
Тамара Павловна махнула рукой:
– Куда там! Они с Карочкой поженились, когда на последнем курсе он был. Муж, покойник, злился, все говорил: «Ему прописка нужна, а не Карина».
Но Тамара Павловна о всех людях думает сначала только хорошее, поэтому и встретила молодого зятя с распростертыми объятиями. Ну и наплевать, что он из провинции, без роду и племени. У самих, чай, не графы и не князья в предках. Дом большой, пять комнат, есть где разместиться. Кариночка счастлива, летает, словно крылья выросли, в хозяйстве еще одни руки прибавились, чего еще надо? Только жить да радоваться.
Но скоро добрейшей Тамаре Павловне стало ясно, что никакого толку от молодого зятя в хозяйстве нет. Руки у него росли оттуда, откуда у большинства людей торчат ноги. Ни гвоздя прибить, ни воды наносить, ни дров наколоть Вадим не мог. Тесть только крякал, глядя, как супруг дочери устраивается за столом с пачкой бумаги. Впрочем, разок он попытался призвать зятька к порядку и сказал:
– Слышь, сынок, мы с матерью уже старые коровам хвосты крутить, ты бы пошел да поменял в хлеву подстилку животине, и поскреби Зорьку, вся в говне стоит.
Вадим сморщился, словно хлебнул уксусу, Карина мигом подскочила:
– Сейчас сделаю.
– Сиди, – велел отец, – для тяжелой работы мужики есть.
Но Вадим даже не шевельнулся.
– Папа, – укоризненно обронила Кара, – Вадик не может терять свое драгоценное время на такую ерунду, как чистка коровника.
– Да? – нахмурился отец. – А почему? Значит, масло с творогом хавать сколько угодно, а Зорьку обиходить никак? Неправильно получается, кто не работает, тот не ест!
Карина быстренько вытолкала не к месту разошедшегося отца из своей спальни и зашипела: