Камин для Снегурочки

ГЛАВА 26

Выйдя от старушки, я, полная злости, снова позвонила в дверь к Ариадне Николаевне. Опять мне открыли без каких-либо вопросов. Прямая жердь замаячила на пороге, я быстро сунула ногу в щель между косяком и дверью.

– Советую впустить меня.

– С какой стати? – холодно обронила Ариадна.

– Вы всю жизнь изображали из себя герцогиню, – заорала я, – чванились, нос задирали! А какое право на это имели? Вы что, лично титул заслужили? Он вам от предков достался? Имейте в виду, я всем расскажу, какая ваша Настя дрянь и что она в тюрьме сидела! Пусть вас стыд съест! Да не за то, что дочь осудили, а за то, что вы ее умершей объявили. А еще верующим человеком считаетесь. Знаете, какой страшный грех живого хоронить!

– А ну иди сюда, – прошипела Ариадна и втянула меня в прихожую. – Ты кто такая?

– Таня.

– Вижу, что не Ваня, – огрызнулась хозяйка. – Зачем сюда явилась?

Я прислонилась к стене и начала выплескивать на Ариадну все, что мне известно. Глаза ее ввалились, а смуглые щеки стали бледно-серыми.

– Так я и знала, – прошептала она, опускаясь на маленький пуфик около ботиночницы, – все думала, думала, но…

По щекам женщины потоком хлынули слезы. Я молчала. Ариадна прижала кулаки к груди.

– За что? За что? – монотонно повторяла она. – За что? Я была не самой плохой матерью. Почему? Дефектный набор генов? Или Насте достался характер моей бабки, та такое творила! Любовников меняла, каждого разоряла, никакого удержу не знала… О господи!

– Может, вам воды принести? – участливо спросила я.

– Воды, воды, воды, – забубнила Ариадна, – верная идея! Утопилась бы, да грех, ой грех! А жить еще грешнее.

Я занервничала, похоже, у дамы непорядок с головой.

– У вас есть валерьянка?

– Валерьянка, валерьянка, валерьянка…

– Сейчас сбегаю, куплю.

– Куплю, куплю, куплю…

Испугавшись еще больше, я шагнула было к двери.

– Нет! – закричала Ариадна. – Постойте, послушайте, сядьте… я… да… виновата, очень, но… я…

Она заговорила бессвязно, лоб ее вспотел, цепочка мелких капелек заблестела и над верхней губой, неровные красные пятна поползли от шеи на щеки. Руки Ариадны, по-прежнему сжатые в кулаки и притиснутые к груди, тряслись, ноги дрожали, все тело, нервно вытянутое в струнку, покачивалось из стороны в сторону, в глазах металось безумие.

Поняв, что оставить ее одну в таком состоянии нельзя, я села на пол около пуфика и стала слушать малосвязную речь. Через некоторое время фразы стали более понятными, я начала вникать в суть.

Все неприятности у Ариадны с Настей начались, когда мать запретила дочери стать певицей. Дочь вроде подчинилась, поступила на филфак, но потом Ариадна заметила, что Настя слишком поздно приходит домой. Мать попыталась узнать, где пропадает дочь… В общем, не стану тут вдаваться в подробности, оказалось, что Анастасия стала участницей студенческой самодеятельности, примкнула к какому-то ансамблю и поет в группе. Ничего плохого, скажете вы? Многие учащиеся играют в любительских спектаклях и выступают с песнями. Да, но только они при этом еще и посещают лекции. А Настя перестала ходить на занятия, таскалась с джаз-бандом по ресторанам, развлекала пьяную публику.

Поняв, что дочурка перехитрила ее, вроде подчинилась, а на самом деле поступила по-своему, Ариадна рассвирепела и заорала:

– Вон из моего дома! Ты опозорила нашу фамилию.

– Пожалуйста, – фыркнула Настя и ушла.

Через час Ариадна пожалела о своей несдержанности, но особенно не волновалась. Насте было некуда деваться, пообижается и явится назад с повинной. Но дочь не собиралась возвращаться. Она словно в воду канула – не звонила, не приезжала. Перепуганная Ариадна съездила в МГУ и узнала, что Настя давно там не показывается. С большим трудом мать отыскала руководителя ансамбля и услышала от длинноволосого парня раздраженное:

– Ваша Настя – воровка, стырила все деньги, на которые мы собрались новые инструменты купить, и смылась. Я о ней больше слышать не хочу.

Ариадна вернулась домой и призадумалась. Только сейчас до нее дошло, что она ничего не знает о дочери: ни имен ее подруг, ни того, к кому могла отправиться. Пойти в милицию и заявить о пропаже дочери Ариадна побоялась, она вообще предпочитала не иметь дела с представителями закона. Целый год мать ничего не знала о дочери. Но потом завеса тайны приподнялась.

В канун Нового года, когда весь народ собрался резать салат «Оливье», в дверь к Ариадне постучала женщина интеллигентного вида.