Домик тетушки лжи

Сонечка без особого труда произвела на свет девочку и, естественно, отказалась от новорожденной. Судьба ребенка ее не очень волновала, она даже не поинтересовалась, выживет ли недоношенная дочка. К тому же врачи обнаружили у Сони гонорею, рожала она в специальном, инфекционном боксе.

Через две недели она совсем оклемалась, стала выходить в парк гулять. Роддом, где она лежала, был частью огромной старой больницы. Вокруг стояли корпуса: хирургия, неврология, онкология… Больные гуляли по гигантской территории… Вот там Сонечка и встретила Данилу, милого юношу, только-только начавшего карьеру инженера на крупном заводе.

Девушка мигом смекнула, что судьба-индейка послала ей сказочный шанс, и рассказала жалостливую историю. Родителей у нее нет, приехала издалека в Москву, чтобы учиться на артистку, но на вокзале ее ограбили, чемодан и деньги исчезли. От горя у Сони случился сердечный припадок, вот и привезли сюда…

Будь Данила чуть поумней, он бы засомневался в правдивости рассказа. Но Сонечка была очень хороша собой, а у Данилы на уме были одни моторы. У парня тоже отсутствовали родители, зато имелась собственная комната в коммуналке.

Они поженились, и Данила никогда не пожалел о принятом решении. Единственным черным пятном в их браке было отсутствие детей. Через несколько лет семейной жизни они усыновили ребенка. С младенцем возиться не захотели, выбрали готового, четырехлетнего Гену… И с тех пор жизнь их шла только в гору, словно одаряя за благородный поступок.

– И ты ей поверил? – спросила я.

Гена кивнул.

– Подумаешь, – фыркнула я, – не та мать, что родила, а та, что воспитала. И потом, усыновленный ребенок уравнивается в правах с родным, так что по праву ты являешься наследником Кристалинских. По-моему, тебе следует бросить пить и вернуться к родителям. Ну Полина, ну дрянь! С какой стати она решила, что ты должен на ней жениться?

Гена хмуро посмотрел в окно, потом подошел к мойке, спустил воду, напился прямо из-под крана и нехотя ответил:

– Мне и в самом деле деваться было некуда.

– Почему?

– Понимаете, я люблю Соню и Данилу и, хоть сейчас знаю правду о своем рождении, все равно считаю их своими родителями…

– Ну и что?

– Полина обещала, если я не выгоню Лялю и не женюсь на ней, раскрыть всю правду о матери. Сначала рассказать отцу, а потом бульварным газетам… Наверное, она блефовала, это ведь было не в ее интересах… Понимаете, Полина – дочь Сони.

На этот раз я уронила бутылку. Издав отнюдь не мелодичный звук, та свалилась на линолеум. Сильно запахло спиртным.

– Кто? – ошарашенно переспросила я. – Кто?

– Родная дочь Сони, – повторил Гена и бросил в водочную лужу несколько старых газет, – это от Поли отказалась мать, а та выросла и специально нанялась к ней в домработницы.

С трудом переваривая эту информацию, я забормотала:

– Ну и кто же звонил Кристалинской, чтобы она взяла девчонку на работу?

– Говорил же, Молоков! Кирилл Олегович!

– А это кто?

– Она не сказала, только сообщила, что когда Соня слышит эту фамилию, то пугается до безумия.

– Значит, Полина – брошенная дочь Сони, – бубнила я, – но зачем ей требовать от тебя женитьбы? К чему такие сложности? Можно было просто прийти к матери, объяснить, в чем дело…

Внезапно в Гене проснулся избалованный богатый юноша. Кристалинский обвел меня взглядом и процедил:

– Вы не слишком профессиональны. Это же очевидно…

– Сделай милость, объясни.

– Ну расскажет она Соне, и что? Как мать объяснит Даниле ситуацию? Если он узнает правду, мигом ее выгонит. Поверьте, я великолепно знаю отца, не за то вон выставит, что на дороге ноги раскидывала, а за то, что столько лет врала про себя. И что выйдет? Не достанутся Поле денежки, а уж она их больше всего хотела, прямо тряслась. Вот и сообразила, как поступить. Я прогоняю Лялю и женюсь на ней. А Полина молчит в тряпочку про прошлое Сони…

Он постоял, покачиваясь с носка на пятку, и добавил:

– Я люблю мать и не хотел ей неприятностей.

– И ты поверил Поле на слово? – недоумевала я.

– У нее документ был, – тихо продолжил Гена, – метрика…

– Метрика?

– Ну да, причем старого образца, такая светло-зелененькая, с водяными знаками, теперь другие выдают. Сразу понятно, что бланк еще с семидесятых годов сохранился. Там четко стояло: Полина Иванова, мать Софья Иванова, а вместо отца прочерк.

– Как же она в Железнову превратилась?