Чёрный Мустанг

При виде этого оба индейца вскочили на ноги и, издавая радостные крики, подбежали к своей добыче. Телёнок, беспомощно бегавший вокруг, также пал под ножами краснокожих.

— Уф, уф, уф! — воскликнул вождь. — Мой краснокожий брат видит, что я не дрогнул. Обе пули попали в сердце, теперь у нас есть мясо для наших воинов!

— Да, мясо коровы очень хорошее, — подтвердил Кита Хомаша.

— Мясо быка тоже можно есть, если нет ничего другого!

— Мы сейчас будем их потрошить?

— Нет, это бы продлилось слишком долго. Мы приведём сюда наших воинов. Я пойду, а мой брат пусть останется здесь.

Он ушёл, бросая голодные взгляды на трёх убитых бизонов, из которых один только бык весил по крайней мере две тысячи фунтов. Кто этого не видел своими глазами, тому трудно представить, какую гору мяса представляет собой взрослый бизон.

Обратный путь лежал вдоль ручья. Вождь шёл быстро, не заботясь о мерах предосторожности, которые на Диком Западе всегда необходимы, следовательно, Токви Кава был абсолютно уверен в том, что поблизости не может быть ни одного врага.

Он шёл теперь под гору, возвращаясь к лагерю, который команчи разбили на краю долины. Ему нужно было пройти почти две английские мили, и это заняло у него довольно много времени.

Команчи, изгнанные из Фирвуд-Кемпа таким позорным образом, были ободраны и голодны так же, как и их вождь. Они лежали на земле, и его встретило множество голодных взглядов. Чёрный Мустанг увидел среди команчей и тех, кто отправился ещё раньше его ставить силки. Можно было не спрашивать о результатах — и так было ясно, что они ничего не добыли. Все индейцы поднялись на ноги и нетерпеливо принялись расспрашивать вождя:

— Удалось ли Токви Каве добыть что-нибудь? Принёс он мясо?

— Да, — ответил он. — Голоду пришёл конец. Я убил бизона и корову, а кроме того, ещё и телёнка.

После этих слов раздались радостные крики, всеобщее возбуждение охватило краснокожих настолько сильно, что они не сразу заметили всадника, который приближался с противоположной стороны лагеря, ведя в поводу ещё пару навьюченных лошадей. Это был Ик Сенанда, внук вождя, посланный в стойбище команчей за оружием и другими необходимыми вещами.

Эта миссия метиса была для вождя последней надеждой, чтобы хоть как-то скрыть от остальных команчей свой позор и удержаться у власти. В своём нынешнем состоянии он в любом случае не мог появиться в стойбище, но если бы он получил лошадей и оружие, поймал Виннету и Олд Шеттерхенда вместе с их товарищами, то это сразу бы вернуло ему утраченную славу, а если бы ещё вскоре после этого он организовал успешное выступление против каких-либо врагов, всё равно, белых или соседних апачей, то его страшное поражение быстро бы забылось и все его сегодняшние печали и опасения развеялись бы без следа. Всё зависело от результатов миссии внука, поэтому можно себе представить, с каким нетерпением и в каком напряжении он ожидал его возвращения.

Когда же Токви Кава увидел, что Ик Сенанда привёл только пару навьюченных лошадей, то побледнел, его красное загорелое лицо стало серым. Утихла и радость остальных команчей по поводу убитых бизонов. Когда метис слез с коня и пошёл в сторону вождя, то уселся под кустом на таком расстоянии, чтобы его воины не смогли услышать их разговор. Ик Сенанда подошёл к нему и молча сел рядом. Вождь пытливо посмотрел ему прямо в глаза и спросил приглушённым, полным разочарования голосом:

— А где лошади?

— Мне их не дали, — прозвучал ответ.

— А где десять раз по десять ружей и ножи?

— Я получил только два раза по десять.

— Значит, ты рассказал о том, что произошло в Фирвуд-Кемпе!

— Я ничего не рассказывал!

— Ты не послушался моего приказа, а значит, о нашем позоре стало всем известно!

— О нём уже было известно. Было известно ещё до того, как я туда прибыл.

— От кого? Если я узнаю, кто это был, то с живого сниму скальп!

Вождь яростно стиснул пальцы в кулаки, а его глаза заблестели от гнева.

— Тебе не достанется этот скальп! — ответил внук. — Огненный Скакун движется в сто раз быстрее, чем мы, и повсюду разносит эту весть.

— Разве Огненный Конь добрался уже и до команчей племени наини?

— Нет, но он бежит неподалёку и останавливается несколько раз в местах, которые бледнолицые называют станциями. На одной из таких станций было несколько наших воинов, и они узнали обо всём.

— Уф! Огненную Воду и Огненного Коня Злой Дух послал в край краснокожих, чтобы погубить их. И уже в скором времени повсюду от одной Большой Воды до другой будет известно, что меня лишили волос, и имя моё будет как смрад исходящий от падали, на которую не польстился даже стервятник. Но я отомщу, отомщу всем, кто превратил меня в такую падаль!

— Ты славный воин и останешься славным, — успокоил его внук. — Мы схватим Виннету и Олд Шеттерхенда, а потом нападём на апачей. Отнимем у них шкуры, оружие и лошадей и тогда сможем спокойно вернуться на территорию нашего племени.

— Уф! А сейчас мы разве не можем вернуться?

— На совете старейшин мне было сказано, что для этого вам нужно смыть свой позор героическим деянием!

— Уф! Уф!

Вождь закрыл рукой глаза и сидел так довольно долго, потом опустил руку и сказал:

— Я богат. Почему и мне ты не привёз ничего, кроме оружия?

— Мне не было это позволено.

— У меня сейчас нет коня, но ведь я владею множеством лошадей. Неужели тебе не позволили взять одного из них для меня?

— Не позволили.

Тогда вождь с изумлением взглянул внуку в глаза и спросил дрожащим от волнения голосом:

— Но моего Чёрного Мустанга, моего скакуна, который мне дороже жизни, неужели тебе не позволили отвести мне и его?

— И его тоже. Мне было сказано, что самого ценного коня племени нельзя доверить твоему легкомыслию.

При этих словах взбешённый вождь вскочил с места, но Ик Сенанда предостерегающе поднял палец и произнёс успокаивающим тоном:

— Токви Кава — великий вождь. Он знает, что воин всегда должен сохранять спокойствие. Что, если люди, которые там сидят и смотрят на нас, подумают, что их вождь не в состоянии сдерживать свои чувства?

Вождь сел и спустя некоторое время, в течение которого он полностью овладел собой, подтвердил:

— Сын моей дочери прав. Я больше не хочу думать об унижении, которое мне пришлось пережить, но когда-нибудь я всё припомню тем, кто мне это унижение доставил! Есть ли у тебя для меня ещё какие-нибудь известия, кроме того, что я уже услышал?

— Нет.

— Уф! Сколько старых воинов называли себя моими друзьями и я действительно считал их друзьями! Неужели ни один из них не велел мне передать что-нибудь через тебя?

— Ни один!

— Ну, значит, все они ещё узнают, как Токви Кава отвечает на такую фальшивую дружбу! Ты мой внук и хотя ещё молод, но смел и столь же мудр, как я. Если ты хочешь говорить со мной, то говори! Ты хочешь мне что-нибудь предложить?

— Нет. Распоряжения относились к тебе, а я всегда слушаюсь тебя. Как ты скажешь, так оно и будет, что ты решишь, то и будет исполнено.

В голосе метиса прозвучала самая искренняя привязанность, он опустил при этом голову, как бы в знак того, что готов служить Чёрному Мустангу душой и телом, но внимательный наблюдатель всё же сумел бы заметить появившиеся при этом предательские морщинки в уголках его губ. Метис был человеком, которому нельзя было доверять ни в чём, а если он к тому же был в чём-то заинтересован лично, то и собственный дед значил для него не больше, чем кто-либо другой. Вождь же, кроме того, что их связывали близкие родственные узы, считал Ик Сенанду своим лучшим другом и не испытывал к нему ни малейшего чувства недоверия. Поэтому он доверительно взглянул на него и сказал:

— Я знаю, что ты отдал бы за меня жизнь и что ты выступал в нашем племени в мою защиту. В том нет моей вины, что ты не получил большего. Пойдём к остальным воинам, они должны тоже узнать, что постановило племя.