Я научила женщин говорить

«Не недели, не месяцы – годы...»

• Не недели, не месяцы – годы
• Расставались. И вот наконец
• Холодок настоящей свободы
• И седой над висками венец.

• Больше нет ни измен, ни предательств,
• И до света не слушаешь ты,
• Как струится поток доказательств,
• Несравненной моей правоты.

1940

«– Четвертого меня приняли. Вы ничего не слыхали об этом?

– Нет.

– Собственно, я уже была принята в Москве. Но они здесь решили устроить прием Василия Львовича, с шубами. Приехали Наташа и Лозинский в машине и повезли меня. Миша Слонимский председательствовал. Миша сказал: «Я должен сообщить присутствующим радостную новость – Анна Андреевна с сегодняшнего дня член нашего Союза». Потом Лозинский говорил речь, в которой я с ужасом услышала, что когда русский язык станет мертвым языком, то мой голос будет звучать, как сейчас голос Овидия. Там было множество народу. Все аплодировали. Я раскланивалась в глубоком ужасе.

– Это они специально для вас сделали помпу.

– Да. Потом там принимали еще троих, уже без всяких разговоров. Я так расстроилась, что, никого не дождавшись, ушла одна, в темноте. А там ждала машина. Они потом три дня звонили, дошла ли я.

1940».

Лидия Гинзбург. «Разговоры с Ахматовой» (из записных книжек).

Сонет («Совсем не тот таинственный художник...»)

• Совсем не тот таинственный художник,
• Избороздивший Гофмановы сны, —
• Из той далекой и чужой весны
• Мне чудится смиренный подорожник.

• Он всюду рос, им город зеленел
• Он украшал широкие ступени,
• И с факелом свободных песнопений
• Психея возвращалась в мой придел.

• А в глубине четвертого двора
• Под деревом плясала детвора
• В восторге от шарманки одноногой,

• И била жизнь во все колокола...
• А бешеная кровь меня к тебе вела
• Сужденной всем, единственной дорогой.

18 января 1941

«Анна Андреевна внутренне напряженно занята своим писательским делом. В то же время она удивительно непрофессиональна. За всю жизнь она не приобрела даже простейшие навыки этого рода, не научилась даже читать корректуру.

Еще одна черта: ее внутренний опыт, питающий творчество, скрыт, отключен от психологической поверхности. Иначе, чем у Маяковского, Пастернака, Мандельштама, у которых устройство ума, восприятия, речи прямо переливалось в их стиховую речь.

Ахматова «научила женщин говорить», создала модель женщины 1910-х годов. Но сама она лишена таких традиционных женских свойств, как уют, домашность. Она безбытна, бездомна, не только по обстоятельствам, но и по природе. У нее выработанная театрализованная система жестов, которыми она представительствует, как поэт, как явление культуры, странно сочетается с беспомощностью бытовой жестикуляции. Неловкими движениями она ставит чайник, режет колбасу. И этих домашних движений она стесняется».

Лидия Гинзбург. Из записных книжек

Ленинград в марте 1941

• Cadran solaire^[59] на Меншиковом доме.
• Подняв волну, проходит пароход.
• О, есть ли что на свете мне знакомей,
• Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
• Как щелочка, чернеет переулок.
• Садятся воробьи на провода.
• У наизусть затверженных прогулок
• Соленый привкус – тоже не беда.

1941

«Час мужества пробил на наших часах…»  

Первый дальнобойный в Ленинграде

• И в пестрой суете людской
• Все изменилось вдруг.
• Но это был не городской,
• Да и не сельский звук.
• На грома дальнего раскат
• Он, правда, был похож, как брат,
• Но в громе влажность есть
• Высоких свежих облаков
• И вожделение лугов —
• Веселых ливней весть.
• А этот был, как пекло, сух,
• И не хотел смятенный слух
• Поверить – по тому,
• Как расширялся он и рос,
• Как равнодушно гибель нес
• Ребенку моему.

Сентябрь 1941

«Птицы смерти в зените стоят...»

• Птицы смерти в зените стоят.
• Кто идет выручать Ленинград?

• Не шумите вокруг – он дышит,
• Он живой еще, он все слышит:

• Как на влажном балтийском дне
• Сыновья его стонут во сне,

• Как из недр его вопли: «Хлеба!» —
• До седьмого доходят неба...

• Но безжалостна эта твердь.
• И глядит из всех окон – смерть.

• И стоит везде на часах
• И уйти не пускает страх.

28 сентября 1941

---

59 Солнечные часы (фр.)