Я научила женщин говорить

Стихотворение посвящено Галине Лонгиновне Герус (Козловской), которая в 1937 г. была сослана в Ташкент вместе с мужем, ленинградским композитором Алексеем Федоровичем Козловским. В Ташкенте они стали близкими друзьями Ахматовой.

Г. Л. Козловская рассказывает предысторию этого стихотворения:

«…мой муж часто водил ее гулять по старому городу, который знал и любил. <…>

Привел он ее как-то и в тот «рай», в котором были прожиты три года нашей ссылки. Два дома, два сада с черешнями и персиками, которые то цвели, то плодоносили, серебристая благоуханная джида, огромный тополь и урючина, закрывавшая половину сада. Тут было все: и виноградная лоза, и розовый куст, и арык, бегущий вдоль дорожек, где кудрявится душистая мята всех цветов. Все чисто, все полито, все подметено. Как всегда, их встретили две девочки со множеством косичек. Под их радостные крики закипел самовар и появился дастархан – угощенье: изюм и сушеный урюк... В тот вечер Алексей Федорович показывал свои снимки тех дней, когда мы там жили на Игарчи – улице Седельщиков.

Анна Андреевна узнала и мангал в углу, и тополь, и меня, стоящую с кувшином. Через три дня она принесла мне листок со стихами. Подарила и поцеловала. На листочке написано – Галине Герус» (Козловская Г. Л. Ахматова в Ташкенте).

2. «С грозных ли площадей Ленинграда...»

• С грозных ли площадей Ленинграда
• Иль с блаженных летейских полей
• Ты прислал мне такую прохладу,
• Тополями украсил ограды,
• И азийских светил мириады
• Расстелил над печалью моей?

Март 1942

3. «Все опять возвратится ко мне...»

• Все опять возвратится ко мне:
• Раскаленная ночь и томленье
• (Словно Азия бредит во сне),
• Халимы соловьиное пенье,
• И библейских нарциссов цветенье,
• И незримое благословенье
• Ветерком шелестнет по стране.

10 декабря 1943

4. «И в памяти, словно в узорной укладке...»

• И в памяти, словно в узорной укладке:
• Седая улыбка всезнающих уст,
• Могильной чалмы благородные складки
• И царственный карлик – гранатовый куст.

16 марта 1944

5. «Третью весну встречаю вдали...»

• Третью весну встречаю вдали
•           От Ленинграда.
• Третью? И кажется мне, она
•           Будет последней.
• Но не забуду я никогда,
•           До часа смерти,
• Как был отраден мне звук воды
•           В тени древесной.
• Персик зацвел, а фиалок дым
•           Всё благовонней.
• Кто мне посмеет сказать, что здесь
•           Я на чужбине?!

1944—1956

6. «Я не была здесь лет семьсот...»

• Я не была здесь лет семьсот,
• Но ничего не изменилось.
• Все так же льется Божья милость
• С непререкаемых высот,

• Все те же хоры звезд и вод,
• Все так же своды неба черны,
• И так же ветер носит зерна,
• И ту же песню мать поет.

• Он прочен, мой азийский дом,
• И беспокоиться не надо...
• Еще приду. Цвети, ограда,
• Будь полон, чистый водоем.

5 мая 1944

Ташкент

7. Явление луны («Из перламутра и агата...»)

А. К.

• Из перламутра и агата,
• Из задымленного стекла,
• Так неожиданно покато
• И так торжественно плыла, —
• Как будто «Лунная соната»
• Нам сразу путь пересекла.

25 сентября 1944

Стихотворение посвящено композитору Алексею Федоровичу Козловскому (1905—1977), писавшему музыку к «Поэме без героя» и «Прологу».

8. «Как в трапезной – скамейки, стол, окно...»

• Как в трапезной – скамейки, стол, окно
• С огромною серебряной луною.
• Мы кофе пьем и черное вино,
• Мы музыкою бредим…
•                                    Все равно...
• И зацветает ветка над стеною.
• В изгнанье сладость острая была,
• Неповторимая, пожалуй, сладость.
• Бессмертных роз, сухого винограда
• Нам родина пристанище дала.

1943

Ташкент

9. «Какая есть. Желаю вам другую...»

• Какая есть. Желаю вам другую —
• Получше. Больше счастьем не торгую,
• Как шарлатаны и оптовики...
• Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
• Ко мне уже ползли такие ночи,
• И я такие слышала звонки!

• Не знатной путешественницей в кресле
• Я выслушала каторжные песни,
• А способом узнала их иным...
• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В Ташкенте Ахматова некоторое время жила в «балахане» (верхней надстройке) на улице Жуковского. Галина Козловская вспоминает: «Для меня балахана на Жуковского навсегда связана со строчками: «Как в трапезной – скамейки, стол, окно с огромною серебряной луною». <…> Те четверо, на кого глядела огромная луна, были: Анна Андреевна, Надежда Яковлевна Мандельштам, мой муж и я» (Козловская Г. Л. Ахматова в Ташкенте).