Серебряная ива

* * *

• «Где, высокая, твой цыганенок,
• Тот, что плакал под черным платком,
• Где твой маленький первый ребенок,
• Что ты знаешь, что помнишь о нем?»

• «Доля матери – светлая пытка,
• Я достойна ее не была.
• В белый рай растворилась калитка,
• Магдалина сыночка взяла.

• Каждый день мой – веселый, хороший,
• Заблудилась я в длинной весне,
• Только руки тоскуют по ноше,
• Только плач его слышу во сне.

• Станет сердце тревожным и томным,
• И не помню тогда ничего,
• Все брожу я по комнатам темным,
• Все ищу колыбельку его».

11 апреля 1914

Петербург

* * *

• Не убил, не проклял, не предал,
• Только больше не смотрит в глаза.
• И стыд свой темный поведал
• В тихой комнате образам.

• Весь согнулся, и голос глуше,
• Белых рук движенья верней…
• Ах! когда-нибудь он задушит,
• Задушит меня во сне.

<<26 апреля>> 1914

* * *

В характере Ахматовой было немало разнообразнейших качеств, не вмещающихся в ту или иную упрощенную схему… Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитою чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда в ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом…

Один напыщенный критик даже назвал ее «Звездой Севера». Почему-то все охотно забывали, что родилась она у Черного моря и в детстве была южной дикаркой – лохматой, шальной, быстроногой… какой она описала себя в поэме «У самого моря»:

• Бухты изрезали низкий берег,
• Все паруса убежали в море.
• А я сушила соленую косу
• За версту от земли на плоском камне.
• Ко мне приплывала зеленая рыба,
• Ко мне прилетала белая чайка,
• А я была дерзкой, злой и веселой
• И вовсе не знала, что это – счастье.

«Вы и представить себе не можете, каким чудовищем я была в те годы, – вспоминала она четверть века спустя. – Вы знаете, в каком виде барышни ездили в то время на пляж? Корсет, сверху лиф, две юбки, одна из них крахмальная, – и шелковое платье. Разоблачится в купальне, наденет такой же нелепый и плотный купальный костюм, резиновые туфельки, особую шапочку, войдет в воду, плеснет на себя – и назад. И тут появлялось чудовище – я, в платье на голом теле, босая. Я прыгала в море и уплывала часа на два. Возвращаясь, надевала платье на голое тело… И, кудлатая, мокрая, бежала домой».

В каких бы царскосельских и ленинградских обличьях ни являлась она в своих книгах и в жизни, я всегда чувствовал в ней ту «кудлатую» бесстрашную девчонку, которая в любую погоду с любого камня, с любого утеса готова была броситься в море – навстречу всем ветрам и волнам.

Корней Чуковский.

Из «Воспоминаний об Анне Ахматовой»

* * *

• . . .
• И себя я помню тонкой
• Смуглой девочкой в чадре.
• . бубенчик звонкий,
• Кони ждали на дворе.

Июнь 1914

Слепнево

Эта фотография – единственное изображение замужней Ахматовой, в котором можно угадать «дикую девочку», шальную и быстроногую.

ПОБЕГ

О. А. Кузьминой-Караваевой

• «Нам бы только до взморья добраться,
• Дорогая моя!» – «Молчи…»
• И по лестнице стали спускаться,
• Задыхаясь, искали ключи.

• Мимо зданий, где мы когда-то
• Танцевали, пили вино,
• Мимо белых колонн Сената,
• Туда, где темно, темно.

• «Что ты делаешь, ты безумный!»
• «Нет, я только тебя люблю!
• Этот ветер – широкий и шумный,
• Будет весело кораблю!»

• Горло тесно ужасом сжато,
• Нас в потемках принял челнок…
• Крепкий запах морского каната
• Задрожавшие ноздри обжег.

• «Скажи, ты знаешь наверно:
• Я не сплю? Так бывает во сне…»
• Только весла плескались мерно
• По тяжелой невской волне.

• А черное небо светало,
• Нас окликнул кто-то с моста,
• Я руками обеими сжала
• На груди цепочку креста.

• Обессиленную, на руках ты,
• Словно девочку, внес меня,
• Чтоб на палубе белой яхты
• Встретить свет нетленного дня.

Июнь 1914

Слепнево

«Побег» написан Ахматовой для альбома молоденькой родственницы Гумилева Ольги Кузьминой-Караваевой.

Не исключено, что загадочный сюжет стихотворения связан с трагической историей шхуны «Святая Анна», отправившейся в полярное путешествие в августе 1912 года прямо от причала в центре Петербурга – у Николаевского моста. Капитан «Святой Анны», сын сослуживца А. А. Горенко и начальника Морского главного штаба Георгий Львович Брусилов учился в Морском кадетском корпусе одновременно со старшим братом Гумилева – Митей. Экспедиция «Святой Анны», которая должна была доказать, что Северный морской путь может стать торговым, коммерчески выгодным трактом, бесследно затерялась в белом безмолвии Арктики. Однако в течение нескольких лет была надежда, что дрейфующие льды вынесут «Святую Анну» к берегам Шпицбергена. Имя ее капитана Георгия Брусилова, героя Цусимы, не сходило с первых полос русской прессы, а у барышень был особый резон интересоваться судьбой «Святой Анны». Дело в том, что в экспедиции была женщина. И не какая-то дама полусвета, а молоденькая девушка из хорошей генеральской семьи, приятельница кузин Георгия Львовича. Вообще-то двадцатилетняя Ерминия Жданко должна было доплыть с брусиловцами лишь до Архангельска, но она только что окончила курсы сестер милосердия, и когда выяснилось, что команда «Святой Анны» осталась без судового врача, отказалась, как было договорено с родными, сойти на берег. Однако русским барышням, особенно провинциальным, в мужественном поступке генеральской дочки виделось что-то исключительно романтическое: побег, любовное приключение – почти по Игорю Северянину: