42  

Посадить кого-нибудь было легче легкого, но это не значило, что вы сами не сядете через 6 недель.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

  • Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
  • Я бы так не могла, а то, что случилось,
  • Пусть черные сукна покроют,
  • И пусть унесут фонари…
  • Ночь.

1939

Впервые Льва Гумилева взяли в 33-м. Но сразу же выпустили. Анна Андреевна на радостях даже позволила себе поездку в Москву. К Осипу Мандельштаму и его жене Надежде Яковлевне на новоселье и словно бы принесла в этот дом беду: в день ее приезда в Москву О. Э. Мандельштама арестовали. Позднее Анна Ахматова скажет об этом своем свойстве так: «А я иду – за мной беда…»


Эту статуэтку Ахматова продала, чтобы купить билет до Воронежа, куда был сослан Мандельштам

* * *

В феврале 1936 года я была у Мандельштамов в Воронеже… Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появилось в стихах Мандельштама именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.

  • И в голосе моем после удушья
  • Звучит земля – последнее оружье.

Вернувшись от Мандельштамов, я написала стихотворение «Воронеж». Вот его конец:

  • А в комнате опального поэта
  • Дежурят страх и муза в свой черед,
  • И ночь идет,
  • Которая не ведает рассвета.

Анна Ахматова.

Из «Воспоминаний об Осипе Мандельштаме»

После ареста Мандельштама Ахматова поняла: и ее семью чаша сия не минует. Передышка длилась чуть больше года: Николая Пунина и Льва Гумилева «увели» в октябре 1935 года. Ахматова, не помня себя, кинулась в Москву – хлопотать за мужа и сына. И случилось чудо: их выпустили! Оставили на свободе. Пунина до августа 1949-го, а Льва Николаевича до марта 1938-го. Ахматова вновь, как и в 1935-м, стала обивать пороги властных структур. Тщетно: 26 июля 1939 года Лев Николаевич Гумилев решением Особого совещания при НКВД СССР осужден на пять лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей). В 1938-м, в разгар большого террора, хватали уже по разнарядке, заподряд, и правых, и виноватых. Сын расстрелянного белогвардейца принадлежал к числу последних. В 1916 году Марина Цветаева прислала из Москвы в Петербург «страшный подарок» – обращенные к четырехлетнему Левушке стихи. Не стихи, а пророчество. Предсказание судьбы:

  • Имя ребенка – Лев,
  • Матери – Анна.
  • В имени его – гнев,
  • В материнском – тишь.
  • Волосом он рыж
  • – Голова тюльпана! —
  • Что ж, осанна! —
  • Маленькому царю.
  • Дай ему Бог – вздох
  • И улыбку матери.
  • Взгляд – искателя
  • Жемчугов.
  • Бог, внимательнее
  • За ним присматривай:
  • Царский сын – гадательней
  • Остальных сынов.
  • Рыжий львеныш
  • С глазами зелеными,
  • Страшное наследие тебе нести!
  • Северный Океан и Южный
  • И нить жемчужных
  • Черных четок – в твоей горсти!

И вот это пророчество сбывалось: родословная «гумильвенка» и впрямь оказалась «страшным наследством».

* * *

…10 марта 1938 года последовал новый арест… Тут уже начались пытки… Я просидел под следствием в Ленинграде во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной и в Крестах 18 месяцев. Отсюда меня отправили на Беломорканал с десятилетним приговором. Вскоре меня везли обратно в Ленинград, так как этот приговор был отменен и статья была заменена на более строгую… – террористическая деятельность. Меня таким образом возвращали на расстрел. Но пока меня возили туда-сюда, из органов убрали Ежова. В следствии многое переменилось. Бить перестали… Вскоре мне принесли бумажку – приговор: 5 лет.

Лев Гумилев. Из интервью для юбилейного (1989) номера журнала «Звезда»

Как ни велико было страдание, но после приговора Анна Андреевна перевела дух: она боялась страшного эвфемизма: «Без права переписки…», то есть расстрела. Пять лет каторги в условиях 1939-го (после гибели ближайших друзей – Осипа Мандельштама, Бориса Пильняка, Всеволода Мейерхольда) казались чуть ли не милостью Божией. И опять пошли стихи.

* * *

Прокаженный[34] молился…

В. Брюсов

  • То, что я делаю, способен делать каждый.
  • Я не тонул во льдах, не изнывал от жажды
  • И с горстью храбрецов не брал финляндский дот,
  • И в бурю не спасал какой-то пароход.
  • Ложиться спать, вставать, съедать обед убогий
  • И даже посидеть на камне у дороги,
  • И даже, повстречав падучую звезду
  • Иль серых облаков знакомую гряду,
  • Им улыбнуться вдруг, поди куда как трудно.
  • Тем более дивлюсь своей судьбине чудной
  • И, привыкая к ней, привыкнуть не могу,
  • Как к неотступному и зоркому врагу…
  • Затем, что из двухсот советских миллионов,
  • Живущих в благости отеческих законов,
  • Найдется ль кто-нибудь, кто свой горчайший час
  • На мой бы променял – я спрашиваю вас?
  • А не откинул бы с улыбкою сердитой
  • Мое прозвание как корень ядовитый.
  • О Господи! воззри на легкий подвиг мой
  • И с миром отпусти свершившего домой.

Январь 1941

  42  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×