45  

ивых, блистательная тень.

Баратынский

  • Распахнулась атласная шубка…
  • Не сердись на меня, голубка,
  • Не тебя, а себя казню.
  • Видишь, там, за вьюгой крупчатой,
  • Театральные арапчата
  • Затевают опять возню.
  • Как парадно звенят полозья
  • И волочится полость козья.
  • Мимо, тени! Он там один.
  • На стене его тонкий профиль —
  • Гавриил или Мефистофель
  • Твой, красавица, паладин?
  • Ты сбежала ко мне с портрета,
  • И пустая рама до света
  • На стене тебя будет ждать —
  • Так пляши одна без партнера.
  • Я же роль античного хора
  • На себя согласна принять…
  • Ты в Россию пришла ниоткуда,
  • О, мое белокурое чудо,
  • Коломбина десятых годов!
  • Что глядишь ты так смутно и зорко? —
  • Петербургская кукла, актерка,
  • Ты, один из моих двойников.
  • К прочим титулам надо и этот
  • Приписать. О, подруга поэтов!
  • Я – наследница славы твоей.
  • Здесь под музыку дивного мэтра,
  • Ленинградского дикого ветра
  • Вижу танец придворных костей.

* * *

  • Оплывают венчальные свечи,
  • Под фатой поцелуйные плечи,
  • Храм гремит: «Голубица, гряди!..»
  • Горы пармских фиалок в апреле
  • И свиданье в Мальтийской Капелле,
  • Как проклятье в твоей груди.

* * *

  • Дом пестрей комедьянтской фуры, —
  • Облупившиеся амуры
  • Охраняют Венерин алтарь.
  • Спальню ты убрала, как беседку.
  • Деревенскую девку-соседку —
  • Не признает веселый скобарь.
  • И подсвечники золотые,
  • И на стенах лазурных святые —
  • Полукрадено это добро.
  • Вся в цветах, как «Весна» Боттичелли,
  • Ты друзей принимала в постели,
  • И томился дежурный Пьеро.
  • Твоего я не видела мужа,
  • Я, к стеклу приникавшая стужа
  • Или бой крепостных часов.
  • Ты не бойся, дома не мечу,
  • Выходи ко мне смело навстречу, —
  • Гороскоп твой давно готов.

III

«Падают Брянские, растут у Манташева.

Нет уже юноши, нет уже нашего».

В. Хлебников

  • Были святки кострами согреты.
  • И валились с мостов кареты,
  • И весь траурный город плыл
  • По неведомому назначенью
  • По Неве, иль против теченья, —
  • Только прочь от своих могил.
  • В Летнем тонко пела флюгарка
  • И серебряный месяц ярко
  • Над серебряным веком плыл.
  • И всегда в тишине морозной,
  • Предвоенной, блудной и грозной,
  • Потаенный носился гул.
  • Но тогда он был слышен глухо,
  • Он почти не касался слуха
  • И в сугробах Невских тонул.

* * *

  • Кто за полночь под окнами бродит,
  • На кого беспощадно наводит
  • Тусклый луч угловой фонарь —
  • Тот и видел, как стройная маска
  • На обратном «Пути из Дамаска»
  • Возвратилась домой не одна!
  • Уж на лестнице пахнет духами,
  • И гусарский корнет со стихами
  • И с бессмысленной смертью в груди
  • Позвонит, если смелости хватит,
  • Он тебе, он своей Травиате,
  • Поклониться пришел. Гляди.
  • Не в проклятых Мазурских болотах…
  • Не на синих Карпатских высотах…
  • Он на твой порог…
  • Поперек…
  • Да простит тебе Бог!

* * *

  • Это я – твоя старая совесть —
  • Разыскала сожженную повесть
  • И на край подоконника
  • В доме покойника
  • Положила и на цыпочках ушла.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

  • Все в порядке; лежит поэма
  • И, как свойственно ей, молчит.
  • Ну, а вдруг как вырвется тема,
  • Кулаком в окно застучит?
  • И на зов этот издалека
  • Вдруг откликнется страшный звук —
  • Клокотание, стон и клекот…
  • И виденье скрещенных рук.

Ночь 26 декабря 1940 г.

Ленинград

РЕШКА (Intermezzo) [40]

В. Г. Гаршину

«Я воды Леты пью…»

Пушкин

  • Мой редактор был недоволен,
  • Клялся мне, что занят и болен,
  • Засекретил свой телефон…
  • Как же можно! три темы сразу!
  • Прочитав последнюю фразу,
  • Не понять, кто в кого влюблен.
  • Я сначала сдалась. Но снова
  • Выпадало за словом слово,
  • Музыкальный ящик гремел.
  • И над тем надбитым флаконом,
  • Языком прямым и зеленым,
  • Неизвестный мне яд горел.
  • А во сне все казалось, что это
  • Я пишу для кого-то либретто,
  • И отбоя от музыки нет.
  • А ведь сон – это тоже вещица!
  • «Soft embalmer»,[41] Синяя птица.
  • Эльсинорских террас парапет.[42]
  • И сама я была не рада,
  • Этой адской арлекинады
  • Издалека заслышав вой.
  • Все надеялась я, что мимо
  • Пронесется, как хлопья дыма,
  • Сквозь таинственный сумрак хвой.
  • Не отбиться от рухляди пестрой!
  • Это старый чудит Калиостро
  • За мою к нему нелюбовь.
  • И мелькают летучие мыши,
  • И бегут горбуны по крыше,
  • И цыганочка лижет кровь.
  • Карнавальной полночью римской
  • И не пахнет, – напев Херувимский
  • За высоким окном дрожит.
  • В дверь мою никто не стучится,
  • Только зеркало зеркалу снится,
  • Тишина тишину сторожит.
  • Но была для меня та тема,
  • Как раздавленная хризантема
  • На полу, когда гроб несут.
  • Между помнить и вспомнить, други,
  • Расстояние, как от Луги
  • До страны атласных баут.
  • Бес попутал в укладке рыться…
  • Ну, а все же может случиться,
  • Что во всем виновата я.
  • Я – тишайшая, я – простая,
  • – «Подорожник», «Белая стая» —
  • Оправдаться? Но как, друзья!?
  • Так и знай: обвинят в плагиате…
  • Разве я других виноватей?..
  • Правда, это в последний раз…
  • Я согласна на неудачу
  • И смущенье свое не прячу
  • Под укромный противогаз.
  • Та столетняя чаровница
  • Вдруг очнулась и веселиться
  • Захотела. Я ни при чем.
  • Кружевной роняет платочек,
  • Томно жмурится из-за строчек
  • И брюлловским манит плечом.
  • Я пила ее в капле каждой
  • И, бесовскою черной жаждой
  • Одержима, не знала, как
  • Мне разделаться с бесноватой.
  • Я грозила ей звездной палатой
  • И гнала на родной чердак,
  • В темноту, под Манфредовы ели,
  • И на берег, где мертвый Шелли
  • Прямо, в небо глядя, лежал,
  • И все жаворонки всего мира
  • Разрывали бездну эфира
  • И факел Георг держал,
  • Но она твердила упрямо:
  • «Я не та английская дама
  • И совсем не Клара Газюль,
  • Вовсе нет у меня родословной,
  • Кроме солнечной и баснословной,
  • И привел меня сам июль».

1941. Январь.

40

Intermezzo – в данном случае промежуточный, между основным текстом и эпилогом, эпизод, непосредственно с основным сюжетом не связанный. Хотя «Решка» и посвящена Владимиру Георгиевичу Гаршину, в тексте постоянно идет перекличка с Гумилевым. Так, и подзаголовок «Решки» (intermezzo), и тема сна («А ведь сон – это тоже вещица!») отсылают читателя к переведенному Николаем Степановичем стихотворению Т. Готье «Хороший вечер»:|А я найду, куда мне деться:|На полке Гейне «Интермеццо»…|Промчится время незаметно,|И тихо сон меня приветный|Захватит в плен.|Сборник стихотворений Теофиля Готье Анна Андреевна привезла в подарок мужу из своей поездки в Париж весной 1911 года. В книжке Гумилев обнаружил письмо Анне от Амедео Модильяни (Ахматова его туда сунула и совершенно забыла об этом). В результате супруги крупно поссорились, эта первая серьезная трещина так уже никогда и не зарубцевалась.

41

Soft embalmer – нежный утешитель; из стихотворения английского поэта Джона Китса «Ода ко сну», где есть такие строки: «Спаси меня от Совести, тишком скребущей…».

42

«Эльсинорских террас парапет» – на террасе королевского дворца в Эльсиноре принцу Гамлету является призрак отца. Тема эта связана с темой совести: Лев Гумилев, подобно Гамлету, не мог простить матери, что она снова вышла замуж, «не износив башмаков» после гибели отца, да еще и за человека, которого Николай Степанович очень не любил, то есть за Николая Пунина.
  45  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×