116  

эти громадные силы вливались теперь в серые бесформенные области Астрала. Именно там и создавалась сейчас новая сущность – Астральный Воин; этот воин не имел ничего собственного, кроме лишь вложенного его хозяевами; он создавался для одной-единственной цели – убить моего астрального двойника, рассечь канаты, связывающие воедино то удивительное сочетание сущностей, что в просторечии именуется коротким словом «маг».

Астральная Война хороша тем, что в ней нельзя убить того, кто ничего о ней не ведает, для кого слово «астрал» – не более чем пустой звук; двойники таких неуязвимы, ибо невозможно сразить призрака, если в него самого не заложено знание его смерти.

Я поспешно возводил защитные барьеры; однако это требовало времени – Маги Поколения крали у меня одну бесценную минуту за другой, а я по-прежнему не знал, что произошло с Хагеном.

ГЛАВА V

Оцепенев, Ученик Хедина стоял в Алтарном Чертоге и смотрел на постепенно становящийся все четче и четче облик Хозяина Солнечного Света, Всемогущего Ямерта, главу Молодых Богов, что ныне самолично спускался в свой Храм, чтобы навести, наконец, в нем порядок. Меч безвольно повис в ослабевающей руке; смертоносный Диск лежал за пазухой, позабытый. Тану осталось преодолеть лишь несколько шагов до алтаря – но зачем? Он опоздал; теперь все погибло окончательно. Никогда раньше столь необоримая покорность и обессилевающее отчаяние не овладевали душой неистового в боях Хагена, свирепевшего от вида крови и сражавшегося, не обращая внимания на число окружавших его врагов. Нет, его не ослепил свет, не опалил до смерти пышущий жар; однако силы покидали его, таяли, точно лед на солнце; и даже сознание не подняло тревогу.

Бородатое лицо над алтарем с неестественно правильными, чеканными чертами, без единой морщинки или родинки на гладкой, блестящей коже, больше всего похожей на тонкий слой раскаленного металла, – лицо Ямерта окончательно обрело плоть; начали прорисовываться шея и плечи.

Хаген не мог отвести взора от лишенных зрачков глаз, горящих белым огнем; ему казалось, они прожигают его насквозь, обращая в пепел саму его душу: где-то в глубине родилась жгучая, вяжущая боль, и, становясь, все сильнее, она толкнула тана вперед, к белому камню алтаря. Голубой Меч хоть и нерешительно, но начал подниматься для удара.

На гладкой поверхности алтаря лежал прозрачный шар из горного хрусталя; сейчас он казался крошечной копией Солнца – амулет Ямерта. Если его нельзя забрать – то надо хотя бы разрубить, вспомнил Хаген; но невидящие, казалось бы, глаза Бога уперлись в него, и он замер, словно погруженный в транс.

Из сверкающего сплетения острых лучей появились могучие, бугрящиеся мускулами плечи Ямерта; сжатый бронзовый кулак, казалось, раздвигает само пространство, стремясь как можно скорее проложить путь внутрь; и именно этот кулак, знак угрозы, вывел Хагена из столбняка. Из горла тана вырвалось хриплое нечленораздельное проклятье. Голубой Меч взлетел над плечом, Хаген прыгнул вперед, мгновенно оказавшись подле алтаря...

И тотчас же, не выдержав, жара мгновенно охватившего его прозрачного пламени, с диким криком нестерпимой боли он отпрыгнул назад. Бог посмотрел на него чуть пристальнее – однако же, не убивал по какому-то странному капризу.

Раскаленный шлем невыносимо жег кожу, Хаген сорвал его, отбросил прочь; по обожженному лицу потекли слезы, которые он не замечал. Отчаянным усилием тан поднял-таки меч – и услыхал за спиной такой знакомый и совершенно вроде бы невозможный здесь голос Старого Хрофта:

– А посторонись-ка, сын мой!

Хаген едва успел отшатнуться, как что-то алое мелькнуло. У него перед глазами – это Отец Дружин начал сводить счеты с давним обидчиком, метнув свое верное копье.

Выкрашенное багровой охрой древко вспыхнуло еще в полете горел даже металл наконечника; однако, прежде чем обратиться в облачко легкого пепла, оружие попало в прозрачный каменный шар амулета и сбросило его с алтаря. Раздался глухой удар, словно рухнула огромная скала, вздрогнул пол, сотряслись стены, по отполированным плитам потянулись черные трещины.

Испепеляющий взгляд Ямерта уперся в грудь Хрофта; однако, старинный кожаный доспех, весь истертый и во многих местах залатанный, даже не задымился. Старый Хрофт неожиданно рассмеялся и потащил из прозрачных ножен свой Золотой Меч.

– И тебя едва не поджарила эта жалкая подделка? – все еще усмехаясь, проговорил он, указывая на застывший над алтарем образ Бога: он так и остался незавершенный внезапно окаменев, словно его мгновенно покинули все жизненные силы.

  116  
×
×