Лебединая дорога

Огромный пес вернулся победителем, хотя и припадая слегка на переднюю лапу. Он преданно завертелся около Люта, а на чужаков сдержанно зарычал. Лют приструнил его, поименовав Волчком. Потом вытащил свою стрелу, долго чистил ее и прятал в колчан. И наконец спросил, не глядя на Видгу:

— Далеко собрался-то?

Видга молча встал на одно колено и принялся завязывать ремни.

— Послушай, — сказал Лют. — Я… рассказал им, что это я начал.

Видга привязал лыжу и повернулся к Скегги:

— Вставай. Надо идти.

— Я сейчас, — отозвался Скегги и привалился к сосне, закрывая глаза. — Я сейчас… ты иди, Видга хевдинг… я догоню…

Видга взял Скегги за руку, чтобы поднять его силой, но безуспешно — маленький скальд висел мешком.

— Плохо дело, — сказал Лют. — Уморить его хочешь, больного?

И тогда Видга двинулся прямо на Люта, ощупывая у пояса нож. Сын ярла спас ему жизнь. Ну что же. Тем лучше…

— Я не буду драться с тобой, — сказал Лют.

— Будешь, — сказал Видга почти весело. — Видишь эту луну? Она и то знает, что один из нас здесь лишний. И поторопись, этот островок заливает во время прилива…

— Я не буду драться с тобой, — повторил Лют. Видга засмеялся, продолжая идти. Но не дошел: звенящая тьма поглотила и лес, и луну, и ненавистного врага с его псом… Видга рухнул лицом вниз и остался лежать.

Язык у Волчка был горячий и мокрый. Волчок, скуля, облизывал его лицо.

Видга оттолкнул собаку и сел. Первое, что он увидел, был его нож — Лют не позаботился хотя бы затоптать его в снег.

— Это ты ударил меня? Лют покачал головой:

— Нет, — и добавил:

— Ты вот что… Пойдем-ка ко мне. Пока не замерзли оба…

Одинокое Лютово подворье стояло в самом сердце темного леса, ничем не отгороженное от чащи, кроме жиденького забора. Лес и грозил ему, нависая ветками над заснеженной земляной крышей, и сам же укрывал от всякого недоброго глаза. За плечами вековых исполинов избушка стояла точно за надежным городским забралом. Подойдя к воротам, Видга не приметил внутри никаких сторожей. Только вился над крышей пахучий дымок. Но во дворе тут же задохнулись лаем злющие волкодавы: без боя не подойдешь.

Окрик хозяина успокоил собак. Лют отворил калитку, и псы умильно заскакали вокруг. Двое чужих были ими обнюханы со всей строгостью, но вполне дружелюбно.

— Ну, нечего, пошли, пошли, — погнал их Лют. И отворил перед Видгой дверь избы, крикнув куда-то в глубину:

— Мама! Гости у нас!

— Слышу, слышу, — долетело в ответ… Молодой викинг стоял неподвижно, прижав к себе накрепко забывшегося Скегги. Между двумя дверьми было еще темнее, чем снаружи. Расширенные зрачки смутно угадывали очертания стен, одежды и какого-то имущества, развешенного на деревянных гвоздях. Пошарив впотьмах, Лют вытащил веничек и обмел сапоги — себе и Видге. Тут же распахнулась внутренняя дверь, и сразу задышало теплом, и в ярком свете лучины возникла женщина — еще молодая, стройная, в туго подпоясанном платье, с двурогой кикой на голове. Мать Люта, сообразил Видга. Другая ярлова жена.

Долгождана, знать, была предупреждена сыном о гостях. По крайней мере не испугалась Видги и даже вроде бы не удивилась ему. А может, просто привыкла, что Лют во всякое время тащил домой разную обиженную тварь: то сироту лосенка, то слепую собаку… а то, вишь ты, урманского княжича с хворым дружком.

Тут же взяла она Видгу за жесткий кольчужный локоть и потянула вовнутрь:

— Иди, иди, сыночек. Вот сюда, к печке… да садись, устал поди, бедный.

Видга не помнил, чтобы с ним когда-либо так разговаривали. Каждое слово будто гладило, утешало, ласкало…

— Малого, малого-то положи…

Он опустил Скегги на лавку и тут только почувствовал, как закостенели руки. Скегги что-то жалобно пробормотал и свернулся клубочком. Долгождана захлопотала над ним, стаскивая заиндевелую одежонку.

— Ох ты, — разобрал Видга, — а косточки-то светятся. Тут до него дошло, что он стоял как есть в шапке, в меховой куртке и в сапогах, и под ногами на чистом полу уже растекалась талая лужица. Он отодвинулся обратно к двери, расстегнул пояс. Лют взял у него одежду и куда-то унес.

Больше всего хотелось лечь в пушистую овчину рядом со Скегги и ни о чем не думать. Голова гудела и кружилась, как будто он и впрямь выпил не в меру хмельного пива… Видга опустился на лавку, прислонился к стене и закрыл глаза.

— Есть будешь? — спросил его Лют. — Садись, горячее.