Красношейка

— Да, вчера он говорил, что отошлет ее вечерней почтой.

— А зачем такая спешка?

— Ну, чтобы лучше контролировать ситуацию — и меня. Каждую неделю мне приходилось придумывать для него новые основания, чтобы тебе продлили лечение, понимаешь?

— Да, понимаю, — ответил он, и она увидела, как он стиснул зубы.

— Давай больше не говорить о Брокхарде, — сказала она. — Лучше расскажи что-нибудь.

Она погладила его по щеке, он тяжело вздохнул.

— Что ты хочешь услышать?

— Что угодно.

Рассказы. Ими он привлекал ее интерес в госпитале Рудольфа II. Они были непохожи на истории других солдат. Урия рассказывал о смелости, дружбе и надежде. Как однажды он пришел из караула и увидел, что на груди его лучшего друга сидит хорек и хочет перегрызть ему глотку. До него было метров десять, а в земляном укрытии была кромешная тьма. Но у него не оставалось выбора: он вскинул винтовку и разрядил весь магазин. Хорька они съели на следующий день.

Таких историй было много, Хелена не помнила их все, но помнила, с каким интересом их слушала. Яркие, забавные, хотя некоторые, как ей казалось, не вполне достоверные. Но она им верила, потому что это как противоядие против других рассказов — о потерянных судьбах и бессмысленной смерти.

Пока затемненный поезд, неспешно покачиваясь и подрагивая на стыках, ехал через ночь по недавно отремонтированным рельсам, Урия рассказывал о том, как он однажды застрелил русского снайпера на ничейной полосе, вылез из окопа и похоронил этого большевика-безбожника по-христиански, спел псалом и прочее.

— Я слышал, как русские хлопали мне с той стороны, — говорил Урия. — Так красиво я пел в тот вечер.

— Правда? — со смехом спросила она.

— Лучше, чем в оперном театре.

— Все ты врешь.

Урия прижал ее к себе и тихо запел ей на ухо:

• Посмотри на костер, как он светит
• золотисто-червонным огнем.
• В этом пламени — воля к победе,
• верность долгу и ночью и днем.
• В этих искрах, что ярко сияют, —
• память нашей любимой земли,
• долгий труд и борьба вековая,
• та, что прадеды наши вели.

• Видишь битвы отцов за свободу,
• их геройскую гибель в бою,
• видишь лица героев народа,
• что погибли за землю свою.
• И людей, чья суровая доля —
• тяжкий труд в этом крае снегов —
• закалила их силу и волю —
• для сраженья за землю отцов.

• Так сияют для каждого сердца
• из преданий далеких веков
• имена благородных норвежцев,
• подвиг наших с тобой земляков.
• Но всех краше и ярче — кто поднял
• красно-желтый пылающий флаг;
• это имя мы любим и помним:
• Видкун Квислинг — наш славный вожак.

Потом он замолчал и уставился в темное окно. Хелена понимала, что его мысли где-то далеко, и не стала его отвлекать. Она положила руку ему на грудь.

Та-да, та-да, та-да.

Как будто кто-то гнался за ними по рельсам, чтобы схватить и вернуть обратно.

Она боялась. Не столько неизвестности, которая ожидала их впереди, сколько этого неизвестного человека, к которому она сейчас прижималась. Теперь, когда он был так близко, все то, что ей виделось в нем на расстоянии, куда-то пропадало.

Она хотела услышать, как бьется его сердце, но колеса так грохотали, что оставалось просто поверить, что там внутри есть сердце. Она улыбнулась самой себе и почувствовала радостный трепет внутри. Какое милое, прекрасное безумие! Она совершенно ничего не знает о нем — он совсем ничего о себе не рассказывал, кроме разве что этих историй.

От его куртки пахло сыростью, и она вдруг подумала, что так должна пахнуть форма солдата, который какое-то время пролежал мертвым на поле боя. Или даже в могиле. Откуда эти мысли? Она так долго была в напряжении, что только сейчас поняла, как сильно устала.

— Спи, — сказал он, будто в ответ на ее мысли.

— Да. — Ей показалось, что, когда она погрузилась в сон, где-то вдали послышалась сирена воздушной тревоги.

— А?

Она услышала свой собственный голос, почувствовала, как Урия трясет ее, и быстро проснулась.

— Будьте добры, билеты.

— А, — только и могла сказать она. Она пыталась взять себя в руки, но заметила, как контролер подозрительно на нее косился, пока она лихорадочно искала билет в сумочке. Наконец она нашла те два желтых билета, купленных ею на вокзале в Вене, и протянула их контролеру. Он просматривал билеты, покачиваясь в такт движению поезда. Несколько дольше обычного, Хелене это не нравилось.