Красношейка

Он вышел из машины и направился к дому. В дверях показалась женщина и остановилась с вопросительной улыбкой: очевидно, не ожидала его визита.

— Доброе утро, — сказал Харри и кивнул на машину: — Совсем плохая стала старушка, надо бы ее… подлечить.

— Подлечить? — У женщины был низкий, дружелюбный голос.

— Да, по-моему, она вчера немного простудилась.

Ее улыбка стала немного шире и приветливей. На вид женщине было лет тридцать, одета в черное манто, очень простое, элегантное и — Харри чувствовал это инстинктивно — весьма дорогое.

— Я собиралась уходить, — сказала женщина. — Вам сюда?

— Думаю, да. Здесь живет Синдре Фёуке?

— Жил, — ответила она. — Мой отец уже несколько месяцев как переехал в город.

Харри посмотрел на нее внимательнее и подумал, что она красива. А то, как раскованно она разговаривала, не отводя глаз, свидетельствовало об уверенности в себе. Энергичная женщина, предположил Харри. На ее работе, должно быть, нужен расчетливый, холодный разум. Маклер, заместитель директора банка, сотрудник госаппарата или что-то в этом роде. Во всяком случае, материально обеспеченная, в этом можно не сомневаться. И на это указывали не только ее манто и гигантский дом позади нее, но и ее осанка, и высокие, аристократические скулы. Она спустилась по лестнице, ставя ноги одну точно перед другой, будто шла по невидимой линеечке, причем с легкостью. Занималась балетом, подумал Харри.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Четкий выговор и подчеркнутое ударение на слове «я» придавали ее речи что-то театральное.

— Я из полиции. — Харри полез было в карман куртки за удостоверением, но она с улыбкой махнула рукой. — Вот, и мне надо переговорить с вашим отцом.

Харри с досадой отметил, что говорит с какой-то неестественно-торжественной интонацией.

— Зачем?

— Мы ищем одного человека. И возможно, ваш отец мог бы нам в этом помочь.

— А кого вы ищете?

— Этого мы еще не можем сказать.

— Отлично. — Она кивнула так, будто это была проверка и Харри с успехом выдержал ее.

— Но если вы говорите, что он здесь не живет… — Харри посмотрел на нее из-под ладони. У нее были изящные руки. Занималась фортепиано, подумал Харри. А вокруг улыбчивых глаз были морщинки. Может, ей уже за тридцать?

— Не живет, — сказала она. — Он переехал в Майорстуа. Вибесгате, восемнадцать. Еще, думаю, вы можете встретить его в Университетской библиотеке.

«В Университетской библиотеке». Она четко проговорила каждый слог.

— Вибесгате, восемнадцать. Ясно.

— Хорошо.

— Да.

Харри кивнул. Потом еще раз. Как игрушечная собачка, из тех, что так любят водители. Она сдержанно улыбнулась ему и подняла брови, будто давая понять, что если вопросов больше нет, то разговор окончен.

— Ясно, — повторил Харри.

У нее были черные и ровные, как по линеечке, брови. Разумеется, она их подравнивает пинцетом, подумал Харри. Немножко.

— А сейчас мне нужно идти, — сказала она. — Мой трамвай…

— Ясно, — повторил Харри в третий раз, не двигаясь с места.

— Надеюсь, вам удастся его найти моего отца.

— Мы постараемся.

— Всего доброго. — Она пошла прочь, под ногами у нее захрустел гравий.

— У меня есть маленькая проблема… — начал Харри.

— Спасибо за помощь, — сказал Харри.

— Что вы, — ответила она. — Вам точно не придется делать большой крюк?

— Вовсе нет, нам, что называется, по пути. — Харри с волнением посмотрел на ее тонкие дорогие кожаные перчатки, на которых теперь была серая грязь с кузова его «форда». — Вопрос в том, сколько эта развалина еще продержится.

— У вас тут, я вижу, небогато. — Она указала на дырку в щитке приборов, где должна была быть магнитола, но сейчас оттуда торчала масса красных и желтых проводов.

— Украли, — объяснил Харри. — Поэтому и дверь не закрывается — замок тоже сломали.

— И теперь в нее может забраться кто хочет?

— Да, вот что годы делают.

Она рассмеялась:

— Неужели?

Харри снова бросил на нее быстрый взгляд. Может быть, она относится к тому типу женщин, что не меняются заметно с годами, которые выглядят на тридцать и в двадцать лет, и в пятьдесят. Ему нравился ее профиль, эти изящные черты. На щеках у нее был природный румянец, а не тот сухой, неживой загар, какой в феврале приобретают женщины ее лет в соляриях. Она расстегнула манто, и он увидел ее длинную, тонкую шею. Харри посмотрел на руки, которые она невозмутимо скрестила на груди.