Формула одиночества

– Зачем ты это сделала? – с любопытством спросила Сабрина.

– Языческий обряд, – пояснила Марина. – В Сибири эти ленточки называют «челома». Их обычно повязывают на деревьях в местах поклонения духам: горным, речным, лесным. И, как тут, видишь, – она кивнула на столик, – задабривают этих духов, кто чем может.

– Здесь даже деньги лежат, – крикнул Вадик и выхватил из ржавой металлической коробки десятку, – много!

– Не смей! – неожиданно рявкнул Арсен. – Не трогай деньги! Это дурная примета!

Вадик испуганно отдернул руку, а Арсен, проворчав что-то себе под нос, подошел к столику и положил в коробку сотню. Затем направился к «уазику», где присел рядом с Игорем на корточки и закурил, не поднимая глаз на остальных пассажиров. Судя по выражению лица, ему смертельно наскучила и сама поездка, и чересчур восторженные попутчики.

Кто-то тронул Марину за локоть. Она оглянулась. Непривычно робко на нее смотрела Сабрина.

– Скажи, если здесь желание загадаешь, оно сбудется? – торопливым шепотом спросила она.

– Наверное, – улыбнулась Марина и оторвала от платка еще одну полоску. – Ленточка должна быть обязательно цветной и желательно однотонной, но только не черной. Черную челому нужно непременно сжечь на костре, чтобы вместе с ней сгорели все несчастья.

– А давай разведем костер и все вместе сожжем черные челомы, – с радостным видом предложила Сабрина и, не дожидаясь ответа Марины, закричала: – Костик, у тебя есть что-нибудь черное, что можно порвать на ленточки?

– Черное? – озадаченно посмотрел на нее банкир. – Зачем?

– Вынужден вас огорчить. – Игорь подошел к ним и галантно улыбнулся. – Нужно ехать дальше, так что разожжем костер где-нибудь в другом месте. – Он покровительственно похлопал Сабрину по плечу. – Наши старики говорят, несчастья трусливы, они никогда не приходят в одиночку. Их и гранатой не взорвешь, и из автомата не расстреляешь! А вы какие-то тряпки придумали!

– А может, и правда где-нибудь остановимся? – оживился Жора. – Галя вон мясо замариновала. – И с довольным видом потер ладони. – Классный шашлычок получится, да под водочку!

– Мясо? – глянул на него Игорь. – Свинина?

– Да нет, телятина, – с недоумением посмотрел на него Жора. – Что-то не так?

Игорь пожал плечами:

– Молодежь, конечно, почти не верит в приметы, но старики говорят, что нельзя в горах резать свинью и даже мясо ее кушать. А еще тех животных нельзя употреблять, что молнией убило. Обязательно несчастье случится.

– Грозой здесь никого не убило, – засмеялся Жора и посмотрел на абсолютно безоблачное небо. – И, дай бог, никого не убьет!

– Игорь, а какие еще приметы ты знаешь? – спросила Марина.

– Да мало я знаю, – вздохнул он. – Плохо это, но что поделаешь, если старики уходят, а вместе с ними уходят наши обычаи. Чем больше жиреет свинья, тем короче у нее становится шея. Человек богатеет и часто забывает аламыс. Теряет его, как та свинья шею.

– Аламыс – это что-то вроде кодекса чести? – уточнила Марина.

– Ты правильно сказала – кодекс чести. Закон! Только не вроде, а точно закон чести. Неписаный закон нашей жизни. Святой закон! С аламысом абхаз рождается, с ним умирает. Когда-то в пацхе над очагом висела корзина с лучшей едой для гостя, и никто в семье к ней не смел прикоснуться. У нас говорят: «Доля гостя – доля бога». Абхазы очень гостеприимный и дружелюбный народ. Мы как маленькая абхазская пчелка: пока ей не сделают больно, она не ужалит.

Игорь посмотрел на небо, затем перевел взгляд на горы, которые затянуло синей мглой. Глаза его прищурились. Но он продолжал как ни в чем не бывало:

– В горах нельзя громко кричать и стрелять. Люди забыли этот закон, потому и воюют, убивают друг друга. Одна кровь тянет за собой новую кровь! Но ничего, переживем и это! Когда человек падает духом, его конь не может скакать. – Игорь обнял Марину за плечи и подтолкнул ее к машине. – Давай, профессорша, поехали уже! Ветер начинается, еще тучи нагонит, дождь пойдет!

Действительно, легкий и поначалу незаметный ветерок начал раскачивать ветви деревьев. Марина шагнула к машине и вдруг застыла на месте. Странный звук разрезал воздух. Тонкий, дрожащий, словно чей-то палец тронул гигантскую гитарную струну, печальный и нежный одновременно, а затем будто свирель запела – грустно-грустно, так что защемило сердце.

– Боже! – потрясенно воскликнул Арсен. Марина даже не заметила, когда он оказался рядом. – Мне рассказывали об этом, но чтобы вот так, наяву...