Куявия

Она рванулась в сторону, платье затрещало. В ужасе Блестка успела подумать, а что, если платье сдернется с нее целиком, но, к счастью, там лишь выдрался небольшой клок. Иггельд поспешно убрал руки, кивнул в сторону деревьев.

– Пойдем. Не стоит так уж испытывать на прочность твой мочевой пузырь.

– Мерзавец!

– Извини, – сказал он неуклюже. – Я хотел сказать, кишечник.

– Скот!

– Прости, – буркнул он уже суше, – я вовсе не хотел тебя обидеть. Впрочем, думай что хочешь.

Она быстро шла к лесу, в мочевом пузыре в самом деле горячо, потяжелело. Деревья, как назло, ровные, ветви только на вершине, нигде ни кустика, даже высоких зарослей травы нет вблизи.

Они углубились на несколько десятков шагов, он остановился, придержал ее за веревку на руках.

– Дальше не поведу, – бросил он рассерженно.

– Боишься? – спросила она ядовито.

– Только дурак оставит боевого коня одного в незнакомом месте, – ответил он уклончиво. – Да еще на землях врага!.. Ничего, можешь спрятаться по ту сторону вот этого дерева. Оно достаточно толстое… а ты – нет.

Она повернулась и показала ему связанные руки.

– А как это?

Он подумал, предложил в затруднении:

– Ну… вообще-то я могу с тебя снять… это… ну, то, что там у вас еще. Под платьем. Если, конечно, разберусь с вашими хитрыми шнурками да веревочками. А потом так же одену… Если смогу. Ну, а если не смогу…

Она вспыхнула в негодовании.

– Мерзавец! Да я лучше умру!

Морщась от ее визга, он достал нож и подошел к ней. Она бестрепетно взглянула на его суровое лицо. Он сердито повернул ее к себе спиной, она чувствовала, как острое лезвие узким кончиком расковыривает узел, потом ее руки задергало, она ощущала прикосновение его рук, наконец путы ослабели, веревка соскользнула с ее кистей.

– За этим деревом!.. – сказал он зло и твердо. – Ни шагу дальше.

Он обогнул дерево и зашел с той стороны, чтобы если пленница вздумает бежать, то понеслась бы в сторону дракона. Она поняла, что больше он не уступит ни пяди, послушно остановилась у дерева. Занемевшие пальцы плохо слушались, а шнурков в самом деле многовато. Она страшилась, что он потеряет терпение и обогнет дерево, застанет в такой унижающей ее позе, и, сгорая со стыда, спешила как можно быстрее избавиться от тяжести, а при этой звенящей тишине в лесу… будь прокляты враз умолкнувшие птицы, затихший ветер!.. все получалось непристойно громко. По крайней мере ей казалось, что все чересчур громко и ему, этому гаду с той стороны дерева, все слышно.

Иггельд поспешно отвернулся, когда она вышла, но краем глаза наблюдал, заметно. Веревка уже нетерпеливо подрагивала в его руках. Он связал ей кисти, кивнул на выход из леса, сам пошел следом в двух шагах.

Глава 4

Ратша вышел из-за деревьев, на плече крупный молодой подсвинок, Ратша придерживал его одной рукой, шагал широко, легко, довольный, будто отыскал сокровище. Заорал весело:

– Тут такие стада!.. Непуганые! Что за люди здесь живут, что за люди? Я там еще двух завалил. Прямо вон за теми деревьями, сотни полторы шагов от меня и до другого дуба.

Иггельд сказал сварливо:

– Ну и принес бы покрупнее.

– А жарить этого будешь ты? – поинтересовался Ратша ядовито. – Как всегда, сверху уголья, а внутри сырое мясо?.. Нет уж, иди собирай мою добычу, завидуй моим выстрелам.

Иггельд вздохнул и, кивнув на пленницу, мол, не своди глаз, пошел за деревья. Блестка видела, как оглянулся с недоверием, но, перехватив ее взгляд, вроде бы смутился, пошел быстрее, исчез за толстыми стволами. Ратша сбросил кабаненка возле костра, сказал довольно:

– Молодой, жирный… Впрочем, Артанка, может быть, умеет приготовить лучше? Все-таки мы больше воины, чем повара.

Она процедила с предельной брезгливостью:

– Вы больше свиньи, чем воины.

Он вскинул брови.

– Хочешь сказать, что не станешь есть приготовленное куявами?

– Я не стану есть нечистую пищу, – отрезала она.

– Нечистую?.. Ах да, прости… Я так давно не покидал Куявию, а с артанами встречался… гм… скажем так, вообще забыл уже когда. Так что ваши привычки подвыветрились. Конечно-конечно, благородные артане не едят свинину! Хотя не понимаю, зачем себя так ограничивать.

– Не ограничивают себя только звери, животные и прочие скоты, – отрезала она еще неумолимее. – А человек умеет налагать на себя запреты и… соблюдать их!

Она отвернулась, за спиной слышен треск распарываемой плоти. Запахло теплыми внутренностями, свежей кровью. Она села на землю, держа связанные руки перед собой.