Святыня

– Поэтому, хотя я и стояла на этом уступчике, подо мной было полно мокрой глины. И вначале я не могла повернуться и жутко испугалась, но потом вспомнила, что дало мне силы стоять одной ногой на камне в течение двадцати минут, пока этот мистер Ходячий Мертвец закапывал меня.

– И что же это было?

Она повернулась в моих руках.

– Ты! – И на секунду язык ее прильнул к моему языку. – Мы! Ну, ты понимаешь! Вот это самое! – Она похлопала меня по груди и, протянув руку за мою спину, забрала назад полотенце. – И я стала поворачиваться и вертеться, и слой земли под моими ногами становился все толще, а я все вертелась, и – о счастье! – часа через три я почувствовала, что дело двинулось.

Она улыбнулась, и я поцеловал ее, и губы мои уперлись ей в зубы, но мне было все равно.

– Я так боялась, – сказала она, обвив руками мои плечи.

– Прости меня.

Она пожала плечами:

– Ты не виноват. Это моя вина – не заметила у себя на хвосте Шатуна, когда преследовала Дезире.

Мы целовались, и рукой я чувствовал капельки воды, оставленные мною на ее спине, и мне хотелось прижать ее к себе так сильно, чтобы тело ее впечаталось в мое тело, растворилось в нем или чтобы я растворился в ней.

– Где мешок? – спросила она, когда мы наконец разомкнули объятия.

С пола ванной я поднял мешок. Внутри были грязная одежда Энджи и носовой платок, которым мы стирали следы с рукояток мотыги и садовых ножниц. Энджи кинула туда же полотенце, я добавил салфетку, а потом из маленькой стопки одежды Дезире, которую я перенес на крышку унитаза, Энджи вытащила фуфайку и надела ее. Далее последовали джинсы, носки и теннисные туфли.

– Тапочки на полномера велики, но все остальные вещи подходят идеально, – сказала она. – А теперь пойдем разберемся с этими мутантами.

Я вышел из ванной следом за ней с мешком для мусора в руках.

Я вкатил Тревора в его кабинет, а Энджи отправилась наверх – проверить Дезире.

Коляску я оставил перед письменным столом, и Тревор смотрел, как другим носовым платком я вытираю кресло, где сидел спеленутым.

– Уничтожаете малейшие следы вашего пребывания в доме сегодня вечером, – сказал он. – Очень интересно. Зачем бы вам это делать? А мертвый лакей – полагаю, он мертв?

– Мертв?

– Какое объяснение вы найдете этому?

– Вот уж не знаю. Впрочем, приплетать нас к этому никто не станет.

– Хитер, – сказал он. – Хитрости вам не занимать, молодой человек!

– Как и безжалостности, – сказал я. – Помните, за какие качества вы нас выбрали?

– Ну конечно! Но слово «хитрый» мне больше нравится, звучит лучше. Согласны?

Я перегнулся через стол и, скрестив руки на бедрах, взглянул вниз, на него:

– Вы очень хорошо изображаете идиота, Тревор, когда вам это выгодно.

Он взмахнул в воздухе еще не выкуренной третью сигары:

– У всех нас есть особинки, которые мы время от времени используем.

Я кивнул:

– Какое милое объяснение.

Он улыбнулся:

– Но ничего милого в вас нет.

– Нет.

Я покачал головой:

– На вас для этого слишком много крови.

– Да на ком из нас нет этой крови? – сказал он. – Помните, как некоторое время назад стало модно выбрасывать золотые южноафриканские монеты и бойкотировать товары из Южной Африки?

– Конечно, помню.

– Люди хотели быть чистенькими. Но что такое, в конце концов, золотая монета в сравнении с несправедливостью апартеида? Правда?

Я зевнул в кулак.

– И в то же самое время эти совестливые душевные американцы, бойкотировавшие Южную Африку, или меховые изделия, или что там еще они будут бойкотировать и против чего протестовать завтра, совершенно закрывают глаза на то, что стоит за кофе, доставляемым им из Центральной или Южной Америки, за тряпками из Индонезии или Манилы, дальневосточными фруктами и всем, что импортируется из Китая. – Он затянулся сигарой и поглядел на меня сквозь кольца дыма. – Нам известна деятельность правителей этих стран, известно, как расправляются они с диссидентами, как они используют рабский труд, что делают они с теми, кто представляет угрозу выгодным для них связям с американскими компаниями. Однако мы не просто закрываем на все это глаза, мы поддерживаем правительства этих стран, что дает нам возможность снижать нашу собственную оплату труда и делиться с вами выручкой. – Он улыбнулся. – Так разве же мы не молодцы?

Подняв здоровую руку, я несколько раз хлопнул себя по ляжке, в точности воспроизведя звук аплодисментов.