Святыня

– Достаточно одного внимательного взгляда.

Она открыла рот, словно собираясь возразить, и тут же закрыла его и, понурившись, на секунду свесила голову в колени. Потом, встрепенувшись, быстрым движением откинула с лица волосы и сама откинулась на спинку стула.

– Ты прав, – сказала она. – Мысль глупая. Мужик этот определенно одной ногой в могиле.

– Все так, – сказал я. – Но вернемся к началу. Что заставляет его до такой степени ненавидеть свою плоть и кровь, что он решает посвятить последние дни свои охоте на нее?

– Джей предложил нам историю с кровосмешением, – сказала Энджи.

– Пускай. Папа любит свою дочурку чересчур сильной любовью. Они находятся в связи, но тут возникает препятствие.

– В лице Энтони Лизардо. Вот мы опять и вернулись к нему.

Я кивнул.

– И папаша наносит удар.

– Вскоре после того, как сходит со сцены мать. Дезире впадает в депрессию. Затем знакомится с Прайсом, который умело использует ее горе и втягивает ее в кражу двух миллионов.

Повернувшись, я бросил на нее взгляд:

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем было ее втягивать? Я не хочу сказать, что он не мог пожелать прокатиться с ней и поразвлечься, но зачем было втягивать ее в свой план?

Энджи постукивала по бедру пивной бутылкой.

– Ты прав. Не стал бы он этого делать. – Подняв бутылку, она прикончила пиво. – Господи, я запуталась.

Мы сидели молча, мысленно прокручивая все то же, в то время как луна лила перламутровый свет на воды залива Тампа, а розовые щупальца заката на фиолетовом небе меркли и в конце концов совсем пропали. Я пошел внутрь принести еще пива, потом вернулся на балкон.

– Черное – это белое, – сказал я.

– А?

– Это ты так выразилась. Черное – это белое. А верх и низ тут поменялись местами.

– Правда. Истинная правда.

– Ты видела «Расемон»?

– Похоже, это какая-то картина про спортсмена.

Я исподлобья взглянул на нее.

– Прости, – беспечно сказала она. – Нет, Патрик, не видела я этого Ра... как там его дальше?

– Это японский фильм, – пояснил я. – И строится он на том, что одно и то же событие показывается четыре раза.

– Зачем?

– Ну, там происходит суд над насильником и убийцей. И четыре свидетеля совершенно по-разному рассказывают о том, что произошло. Тебе показывают четыре версии, и ты сам должен решить, кто говорит правду.

– В «Звездной дороге» тоже такое было.

– Поменьше бы ты смотрела эту «Звездную дорогу», – сказал я.

– Ну, по крайней мере, это не так трудно выговорить, как этот твой «Расевид».

– "Расемон". – Двумя пальцами, большим и указательным, я ухватил себя за кончик носа и закрыл глаза. – Так или иначе, я говорю это тебе не просто так.

– Ну, слушаю.

– Возможно, взгляд наш вообще ошибочный. Возможно, – сказал я, – мы с самого начала слишком многое приняли на веру, в чем были не правы.

– В частности, считая, что Тревор – хороший мужик, а не убийца и кровосмеситель?

– В частности, да, – сказал я.

– Ну а что еще мы так уж приняли на веру, что и исказило нам всю картину?

– Дезире, – сказал я.

– Ну и что в ней такого подозрительного?

– Все. – Наклонившись вперед, я оперся локтями о колени и стал глядеть на раскинувшийся внизу залив, на три моста, пересекавшие его гладь, на то, как дробились и искажались на них лунные лучи. – Что мы знаем о Дезире?

– Она красавица.

– Правильно. Откуда мы это знаем?

– О господи, – воскликнула она. – Опять ты устраиваешь мне допрос с пристрастием, да?

– Ну доставь мне такое удовольствие! Откуда нам известно, что она красавица?

– Из фотографий. Да даже из того, какой она нам показалась, когда мелькнула на мосту прошлой ночью.

– Правильно. Мы видели это собственными глазами и знаем из собственного опыта непосредственного контакта с ней. Но это лишь один ее аспект. Не больше.

– Давай-ка еще разок!

– Она очень красивая женщина. Но больше мы о ней не знаем ничего, так как это единственное, за что мы можем ручаться. Остальное же мы знаем с чужих слов. Ее отец говорит нам одно, сам же испытывает к ней совершенно иные чувства. Не так ли?

– Да.

– И значит, правда ли то, что он рассказал нам вначале?

– Ты имеешь в виду про ее депрессию?

– Я имею в виду про все, вместе взятое. Шатун говорит о ней как о прекрасном, небесном создании. Но Шатун работает у Тревора, и мы имеем полное основание предполагать, что он врет.