Святыня

– Зачем Прайс убил ее? – спросил я.

Она пожала плечами, покрасневшие глаза ее опять стали мокрыми.

– Думаю, потому, что ее заинтересовало, что это я там искала в машине для льда. Сообразить было нетрудно, а Прайс ей не доверял. Не знаю, конечно. Он был больной человек.

– Почему вы не связались с Джеем? – спросил я.

– Он исчез. Вслед за Прайсом. Я сидела на берегу в хижине, которую мы сняли, и ждала его, но его не было, а потом мне стало известно, что он в тюрьме, и тут-то я предала его!

Она стиснула челюсти, и слезы так и хлынули, струясь по ее щекам.

– Предали его? – удивился я. – Каким же это образом?

– Не пришла к нему в тюрьму. Господи, я подумала, что меня могли видеть с Прайсом, возможно, даже в обществе погибшей, так хорошую ли службу сослужит Джею мой визит к нему в тюрьму? Единственным результатом будет то, что еще я впутаюсь в это дело. Я растерялась, день-два ничего не соображала. А потом подумала: к черту, надо вызволять его оттуда, спрошу у него, где он держит деньги, и по почте пошлю поручительство.

– И что же?

– Но к тому времени он уже уехал с вами. А когда я вас нагнала... – Она вытащила из сумочки пачку «Данхилла», с помощью узкой золотой зажигалки закурила, сильно затягиваясь и откидывая голову, когда выпускала дым вверх, к небу. – Когда я вас нагнала, Джей, и мистер Кушинг, и Грэм Клифтон уже были мертвы, и мне не оставалось ничего, кроме как стоять в сторонке и наблюдать. – Она горестно покачала головой. – Как последняя идиотка поступила...

– Даже если бы нагнали нас вовремя, – сказала Энджи, – все равно вы не смогли бы ничего изменить.

– Как знать? А теперь уж и не узнаешь, ведь правда? – И Дезире грустно улыбнулась.

Энджи ответила ей такой же грустной улыбкой:

– Да. Правда. Не узнаешь.

* * *

Ей было некуда идти, и денег у нее тоже не было. Куда делись два миллиона, что с ними сделал Прайс после того, как, убив ту женщину, бежал из «Амбассадора», навеки осталось его тайной, которую он унес с собой в могилу.

Допрос наш, судя по всему, утомил Дезире, и Энджи предложила ей на ночь свой номер.

Дезире сказала: «Мне только вздремнуть немножко, и я приду в себя», – но когда пять минут спустя мы заглянули в номер Энджи, Дезире одетая лежала ничком на животе прямо поверх покрывала и спала крепчайшим сном.

Мы вернулись ко мне в номер, закрыли дверь Дезире, и тут раздался телефонный звонок. Это был Девин.

– Тебе еще нужна фамилия убитой девушки?

– Да.

– Илиана Кармен Риос. Работница. Последний зарегистрированный адрес – 17 стрит, № 112 Нортист, Сент-Питерсбург.

– Задержания были? – спросил я.

– Раз десять привлекалась за проституцию. Положительной стороной происшедшего можно считать то, что теперь тюрьма в ближайшее время ей не грозит.

* * *

– Не знаю, – сказала Энджи, когда мы с ней стояли в ванной, запустив душ. Если номер прослушивался, нам опять надо было проявлять осторожность.

– Чего ты не знаешь? – спросил я в облаках поднимавшегося от ванны пара.

– Это я про нее. По-моему, все, что она рассказывает, сильно смахивает на вымысел, тебе так не кажется?

Я кивнул:

– Как и все, что мы слышим в этом деле от других.

– Это-то и беспокоит меня. История за историей, пласт за пластом, и все они с самого начала, как только стало раскручиваться это дело, выдуманы полностью или частично. И зачем ей понадобились мы?

– Для защиты.

Она вздохнула:

– Не знаю. Ты ей веришь?

– Нет.

– А почему?

– Потому что я не верю никому, кроме тебя.

– Послушай, ты украл мои слова, которые я хотела сказать тебе.

– Ага. – Я улыбнулся. – Прости.

Она махнула рукой:

– Валяй. Пользуйся. Все мое – это твое.

– Серьезно?

– Ага, – сказала она и повернулась ко мне лицом. – Серьезно, – тихо повторила она.

– Взаимно, – сказал я.

На мгновенье ее рука скрылась в облаке пара, а потом я почувствовал, как она обвила мою шею.

– Как твое плечо? – спросила Энджи.

– Чувствуется. И бок тоже.

– Я буду помнить об этом, – сказала она. И, припав на колено, задрала мою рубашку. Когда она целовала кожу вокруг моих бинтов, язык ее подрагивал, как от тока.

Нагнувшись, я обхватил ее за талию здоровой рукой. Я приподнял ее, усадил на раковину и стал целовать; ее ноги обвились вокруг меня, а сандалии со стуком упали на пол. Последние месяцы я не просто желал ее, желал ощутить ее губы, ее язык, ее вкус – я желал ее до головокружения, изнемогая от желания.