97  

– Трудностей не было? – послышался его негромкий голос.

– Особых не было. – У женщины было мягкое и очень женственное контральто. – Просто мой дурак был так польщен, что ради него оставила Париж и примчалась в эту забытую Богом крепость, что… Словом, в конце концов я сумела переключить его внимание на бутылку с вином. Он так и заснул с нею в обнимку.

И голос де Артаньяка:

– Честно говоря, я даже не верил, что ты сумеешь приехать! Все-таки война, везде передвигаются войска, военное время, гражданских по дорогам пропускают неохотно…

Женщина сказала смеющимся голосом:

– Я боялась не застать тебя… Когда меня останавливали солдаты, я всем говорила, что еду к любовнику…

Де Артаньяк упрекнул мягко:

– Не чересчур ли неосторожно?

– Если бы сказала, что еду к мужу, пришлось бы ехать до зимы! А так меня пропускали всюду, помогали. Удивительная мы нация!

Чувствовалось по шелесту, что де Артаньяк обнял ее.

– Главное, чтобы наш рогоносец не заподозрил.

– Он видит только бутылку вина. Еще лучше – бочонок.

Де Артаньяк поддакнул с ехидным смешком:

– Пить рога никому не мешают.

Глаза Засядько привыкли, он рассмотрел статную фигуру де Артаньяка, заметил женщину, что жадно прильнула к его груди. Ее густые волосы уже свободно струились по спине.

– Я так счастлива, что ты вовремя получил мою записку!

Де Артаньяк засмеялся:

– Ее принесли, когда я ужинал с твоим мужем. У меня руки были заняты, но я исхитрился положить ее в свой медальон.

Он снял с шеи цепочку, послышался щелчок. Затем Засядько услышал восторженный голос Франсуазы:

– О, милый… У тебя в медальоне мой портрет?

– Я не расстаюсь с ним, дорогая.

– Не опасно?

– Ну, не станет же твой муж смотреть, что у меня в медальоне? Да и нравится мне играть с опасностью. Он убил бы меня, узнай, что оттуда на меня смотришь ты.

Де Артаньяк рассеянно гладил ее по спине, и она вскоре спросила встревоженно:

– Тебя что-то беспокоит?

– К нам явился парламентер. Русский полковник. Потребовал сдачи крепости. Если наш ветвисторогий примет его условия, это будет катастрофа. И для нас двоих.

– Почему, милый?

– Я вызвался побывать в армии, потому что это важно для карьеры. Понятно, что дни Бонапарта сочтены, старая аристократия снова возьмет верх. Но я должен успеть занять положение при императоре, чтобы претендовать на что-то и перед королем. Для этого я должен отметить свою роль в обороне Торна. В Париже мне помогут подать все в нужном свете. Но едва я прибыл, как этот дурак собирается сдать крепость без боя!

– В самом деле?

– Он мне сказал сам.

– И что мы… можем?

– Пока не знаю. Если бы парламентер погиб… или был убит, то обозленные русские прекратили бы переговоры. Начался бы штурм, а эта крепость выстоит месяцы, если не годы. Я добавлю пару важных строк в свой послужной список, отбуду в Париж, а затем пусть эту крепость хоть с землей сровняют.

Была долгая тишина, звук поцелуя, учащенное дыхание, затем Засядько услышал ее тихий голос:

– Милый, я сделаю для тебя все, что потребуется. По­думай! В некоторых случаях женщины могут больше мужчин.

Засядько ждал, что де Артаньяк с негодованием откажется, однако голос французского офицера прозвучал с напыщенной торжественностью:

– Почему для меня? Для нас, дорогая. Как только избавимся от рогоносца, мы поженимся. И все мои земли будут твоими. И замок. Не такой, как этот – мрачный и угрюмый, а светлый и воздушный, как все в нашей Франции!

Ее голос прозвучал с такой страстью, что у Засядько по спине побежали мурашки.

– Как я хочу этого!.. Как хочу!

– Это будет, дорогая.

– Клод, скажи, что я могу сделать, чтобы приблизить этот день? Я хочу помогать тебе, а не ждать готовенького. Скажи! Сейчас война, люди убивают друг друга. Всюду совершаются преступления, которые в мирное время считались бы чудовищными… Ты понимаешь меня, Клод?

Засядько уловил в голосе де Артаньяка тщательно скрываемое торжество.

– Ты права, Франсуаза. Тем более что на пути к нашему счастью не надо даже причинять вред ни одному из соотечественников. А этот русский полковник… Он противник, которого мы все равно должны убить на поле боя. Сейчас он тоже на поле боя, пусть даже не держит в руке шпагу!

После непродолжительного молчания Засядько услышал голос Франсуазы. В нем звучали как страх, так и алчная страсть к победе любой ценой.

  97  
×
×