Золотая шпага

Он поклонился:

– Считайте, это озарение. Предчувствие необычайного! Разве это не самое необычайное на свете, что в эту мрачную камеру заглянуло такое сокровище?

– Да, меня зовут Франсуаза, – сказала женщина. Губы красиво изогнулись. – Вы чересчур галантны для русского. Вы не француз?

– Француз, – согласился Засядько. – Но с детства живу в России. И служу в ее армии, как, к слову, служат многие французы. Которые бежали от революции.

Он видел, как она закусила губу. Час назад шел разговор, что отравить надо русского, а не соотечественника.

– Я жена коменданта крепости, – сказала она, чуть побледнев. – Я слышала, он чересчур грубо обошелся с вами… И чтобы вы не составили из-за него неверное представление о Франции, я попытаюсь как-то компенсировать ваши неудобства.

– Я польщен, – воскликнул Засядько. – Но каким образом?

– Каким смогу, – улыбнулась она.

Она присела рядом, поднос поставила между ними. Засядько видел в ее глазах как замешательство, так и удовольствие, что он оказался не диким тунгусом, как представила со слов де Артаньяка. Но нервничает чересчур сильно. Вряд ли можно объяснить опасением, что внезапно явится грозный комендант крепости.

– Вам не достанется от мужа? – спросил он.

Ее лицо, созданное для поцелуев, было безупречным, а губы – полными и зовущими. В крупных, с влажным блеском, глазах ощущалась тайна, приглашение, даже намек на некую общую тайну. Нежная шея, полуоткрытые плечи, глубокое декольте, откуда из ложбинок между грудей поднимается смешанный аромат духов и женского тела. Дышала она глубже, чем следовало после трех ступенек, разве что бежала через всю крепость, отчего грудь вздымалась, туго натягивая тонкую ткань и показывая ему нежнейшие полушария.

– Муж занят делом, – ответила она, – я же, как могу, выправляю его мелкие промахи. Разве это не похвально?

– Конечно, – заверил он торопливо. – Но мне не хотелось бы оставлять вас без ужина.

Она засмеялась, ее глаза с удовольствием скользнули по его мужественной фигуре. В глазах на миг мелькнула тревога, намек на страх, но это мог быть страх быть застигнутой мужем в таком неподходящем для жены коменданта месте.

– Женщины должны ограничивать себя в еде, – объяснила она. – У нас говорят: «Чтобы быть красивой – надо страдать».

– Зато могут не ограничивать в других стремлениях, – ответил он значительно.

Их глаза встретились, пару мгновений держали друг друга взглядами. Он увидел и неприкрытое удовольствие, что он оказался красивым мужчиной, а не старым уродом, и растущее сожаление, что придется его добавить к многочисленным жертвам войны, и… поверх всего темную страсть, низменную и потому могучую, не знающую преград. Страсть к мощи, богатству, власти.

– Да, – ответила она просто. – Не все женщины – игрушки в руках мужчин. Некоторые умеют выбирать дороги сами. Надеюсь, вы не откажетесь от бокала вина в честь таких женщин?

Он развел руками:

– Как можно! Только слабые мужчины хотят видеть в женщинах игрушки.

– Вы не слабый?

Он прямо посмотрел в ее глаза:

– Вы сможете убедиться.

Она вытащила пробку, начала разливатьвино. Сперва плеснула себе, подчиняясь древним правилам, что надо показать, что вино не отравлено, и чтобы крошки пробки слить себе, затем наполнила до краев его бокал, а потом уже долила себе.

Засядько с сильно бьющимся сердцем наблюдал за ее руками. На безымянном пальце поблескивает золотой перстень. Яд там. Но пока сидят вот так и беседуют, у нее нет шансов высыпать незаметно. Хотя вино подобрала умело: темное, густое. В шампанском, скажем, даже белый порошок был бы заметен. Пришлось бы долго отвлекать его внимание, пока растворится.

Его пальцы ощутили прохладный металл серебряного бокала.

– Что ж, за настоящих женщин!

Она подняла бокал на уровень глаз. Глаза ее смеялись.

– За настоящих!

На миг он ощутил беспокойство, что яд уже в его бокале, но Франсуаза тоже следила за каждым его движением, и он сделал первый глоток. Вино было отменное, с приятной горчинкой, умеренной крепостью, сладкое и густое, какие он предпочитал наливать себе, когда вынужден был принимать участие в застольях.

– Как вы уживаетесь с русскими? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, пояснила: – Русские в моем представлении – это нечто среднее между монголами и тунгусами. А вы сложены, как я уже вижу, подобно греческому богу, глаза же у вас как у самого дьявола… у меня уже бегут мурашки по коже!