Истребивший магию

— Они сами зануды! — сказала она победно. — Вот почему! Скучные, серые, равнодушные… У вас у всех погас огонь в крови, у вас нет взлетов, вы предпочитаете синицу в руке, а не журавля в небе, а у людей яростных в жилах кровь кипит, им нужно все и сразу, у них души не спят, а требуют крыльев…

Она в страхе отшатнулась, зеленые глаза волхва зажглись яростным огнем, сам он побагровел, тугие желваки едва не прорвут кожу, лицо окаменело, она впервые видела его таким и даже отпрянула в испуге.

— Ты, — проговорил он так, словно грыз горло самого лютого врага, — ты не понимаешь…

— Чего? — пискнула она отважно.

— Я сам такой, — пролязгал он зубами. — Я сам хочу чудес!.. Даже многих чудес!..

Она спросила трепещущим голоском:

— Так в чем же дело?

— Потому что так нельзя! — заорал он. — Нельзя!.. Во что человек превращается?.. Человек должен работать, а не лежать под деревом и ждать, пока яблоко упадет в рот!.. Он должен выкопать яму, посадить туда черенок, вырастить яблоню, а потом еще и ухаживать за нею, чтобы яблоки были крупные и сочные!..

Она взмолилась:

— Все так, кто спорит?.. Но и чудеса в нашей жизни должны быть!.. Хоть немного!

— Нельзя, — отрубил он с такой силой, что зубы снова лязгнули, будто стальные клещи кузнеца. — Человек слаб и будет надеяться на это чудо, если поверит в него. И бросит работать. И начнет всю жизнь ходить по пескам, опустив свинячье рыло, искать кувшинчик с джинном. Или сидеть сутки напролет с удочкой у моря, авось да золотая рыбка клюнет!..

Она сказала испуганно:

— Но если найдет? Если в самом деле клюнет?

Он стиснул челюсти, она видела, как борется с собой и подчиняет себя. Ее била дрожь, его вспышка ярости напугала и ошеломила, страсти в этом зануде, оказывается, хватит, чтобы испепелить гору, а полмира залить кипящей лавой.

Он вздохнул, быстро переходя от вспышки ярости к смертельной усталости. Лицо его побледнело и осунулось.

— Даже тогда… — проговорил он хриплым голосом, — каждый находит для себя. И пользуется сам. А вот если вскопает огород… или, скажем, придумает, как по-другому запрягать лошадь…

Она похлопала непонимающе глазами.

— Ты о чем?

Он досадливо махнул рукой.

— Не понимаешь…

— Не понимаю, — ответила она сердито. — А ты, если умный, объясни. Ты же умный?

— Да вот доумничался…

— Объясни! Я женщина, понимаю плохо, зато запоминаю лучше!

— Да как объяснить, — сказал он с досадой. — Ну вот, помню, один из скифов слишком уж набил задницу на своем коне, у того была чересчур костлявая спина. Сколько ни подкладывай войлока… вот и придумал особые петли для ног, чтобы упираться при скачке и беречь задницу. Да так удобно все получилось, что все вокруг начали делать такие же!

Она спросила недоверчиво:

— Это наши стремена, что ли?

— Они самые.

— Так они везде…

— Все от него пошло! — заверил он. — Но если бы искал кувшин с джинном или золотую рыбку?..

Она сказала язвительно:

— А если бы нашел?

— И что? — спросил он.

Она сказала независимо:

— Он мог бы пожелать, чтобы джинн сделал ему стремена! Ему и всем на свете.

Олег покачал головой.

— Нет.

— Почему?

— Джинн, — пояснил Олег, — как и золотая рыбка, как и все остальные волшебные вещи, могут дать только то, что уже есть на свете. Вспомни, ни джинн, ни рыбка никогда никому не дарили того, чего не существовало в природе. Они просто не в состоянии придумать ничего нового!.. Новое придумывает только сам человек. А придумывает только тогда, когда ему трудно, тяжко, плохо… желательно, вообще невыносимо. Потому что, когда просто трудно, мы еще терпим, такая у нас натура, а вот когда невыносимо… только тогда начинаем искать выход.

Она сказала саркастически:

— Хочешь, чтобы людям было невыносимо?

Он сказал холодно:

— Люди все выносят. В том-то и беда, что выносят все, терпят все. Но находятся такие, что не терпят. Вот они и тянут весь род человеческий… одни — к переворотам, завоеваниям, другие — к открытиям. Причем кто-то открывает новые земли, куда можно уйти и какое-то время жить счастливо, другие придумывают всякие ветряные и водяные мельницы, приручают коней, коров, собак, слонов, делают лопаты…

— Лопаты всегда были! — возразила она.

Он хмыкнул, вид у него был саркастический.

— Да?