Она смерила его холодным и вместе с тем удивленным взглядом.
— Чего это ты стал вдруг таким заботливым?
— Я всегда заботлив.
— Раньше ты не спрашивал, — напомнила она зло, — что хочу я или не хочу.
— Потому что лучше знаю, — пояснил Олег, — но сейчас это… как его… проявляю внимание. Хотя, ты права, уже не заснуть, так что лучше доставай еду, перекусим. Ехать по росе — самое милое дело. Птички… поют, кузнечики… это самое… скачут… и даже прыгают, представь себе…
Она поморщилась, но послушно потащилась к сброшенным на землю седлам и мешкам. Олег проводил ее задумчивым взглядом, лицо оставалось очень серьезным.
Глава 17
Она разложила на скатерке съестные запасы, уже собиралась заново разжигать костер, это долго бить кресалом по огниву, у нее никогда сразу не получается, как у мужчин, но этот рыжеволосый лишь бросил на угли сухие прутики, мощно дунул, и под взлетевшими хлопьями пепла жара оказалось достаточно. Вот уж не подумала бы, чтобы пламя взметнулось яркое и жаркое. Веточки весело захрустели на молодых зубках огня, затрещали, пошли расщелкиваться, а волна тепла ударила ее в лицо и нежно окутала тело.
— Ты злой, — сказала она с убеждением.
Он подумал так основательно, что она снова начала потихоньку беситься, как можно над таким размысливаться, каждый отвечает сразу «да» или «нет», хотя отвечающих «да» надо еще поискать, наконец он проговорил:
— Не думаю. Нет, я не злой.
— А какой?
— Не злой.
— А зачем же тогда?
Он взял кусок мяса в одну руку, хлеб в другую и сказал медленно, раздельно и веско, словно вбивал ей в темя большие гвозди огромным молотком:
— Преимущество одного человека над другими допустимо только за счет его работы, трудолюбия, упорства, ума… воли… еще чего? Словом, только за счет личных качеств! Поняла?
— Зануда, — сказала она.
Он поморщился, но откусил от ломтя мяса, пожевал с задумчивым видом и поинтересовался:
— А как тогда зовется человек внимательный, который вникает во все детали?
— Вот я и говорю, — возразила она победно, — зануда! Какой мужчина станет вникать во все детали?
Он пробормотал:
— Мужчины все разные… Это женщины на одну колодку.
— А ты все еще не понимаешь, что всякие простые вещи доказываешь мне, такой умнице?
Он прожевал, нахмурился.
— Не сообразишь? А кто доказывал, что надо сохранить магию? И что плавающие в море кувшины с засунутыми туда джиннами — хорошо? И говорящая рыба в проруби — замечательно? А чтоб разбогатеть, не обязательно учиться и трудиться, надрывая жилы, а достаточно в нужном месте сказать: «Сезам, откройся»?
Она вскинула брови повыше, понимая, что так выглядит особенно красивой, хрупкой и беззащитной.
— А это при чем? — прощебетала она милым голоском, что так обезоруживает мужчин. — Это другое!
— Как другое?
Она заявила уверенно:
— Это уже удача. Это уже не от человека, а от стечения… обстоятельств, что ли.
Он посмотрел так, словно горел желанием прибить ее на месте, процедил зло:
— Так и не поняла? Я хочу убрать эти, как ты говоришь, обстоятельства. Вообще! Не потому, что лично мне угрожают, а потому что угрожают всему роду людскому.
Она сказала саркастически:
— Ах-ах, всему роду! Он, видите ли, о всем человечестве заботится!
Он не стал отнекиваться, как она ждала, напротив, набычился и спросил хмуро:
— Тебя это удивляет?
Она ответила нагло:
— Еще бы! Такой брехни еще не слыхивала.
Некоторое время ели молча, за таким спором и удавиться недолго, а разогретый на горячих камнях хлеб хрустит и пахнет восхитительно, корочка получается тонкая и соблазнительная, а под нею пахучая мякоть. Мясо так вообще просто тает на губах, Барвинок только сейчас ощутила, насколько сильно проголодалась, а вчера так вымоталась, что заснула, почти не поужинав.
Но чувство справедливости мешало просто жевать и наслаждаться простой человеческой радостью, еще не проглотила кус, но зло прошамкала:
— А зачем брешешь? Или хочешь сам управлять людьми по непонятным своим правилам?
Он ответил размеренно:
— Тому, кто желает вести народ за собой, приходится идти за толпой. А ты видишь, иду против самой главной страсти толпы: получать всего и много… бесплатно, без труда! Так где отыскала жажду власти?