Урожай ядовитых ягодок

– Вилка, нет ли у тебя часом красных ниток?

– Тише ты, – замахала я на нее руками, – с ума сошла, ребенка разбудишь!

– Извини, – зашептала Лелька, – никак не могу привыкнуть, что у вас теперь младенец имеется.

Но она могла не понижать голоса, потому что по спальне разнеслось пронзительное «А-а-а-а…».

– Вот это голос, – восхитилась Лелька, – просто Елена Образцова.

– Она женщина, – сердито сказала я, толкая коляску, – скорей уж Федор Шаляпин, если сравнивать с великими россиянами.

– Нет, – усмехнулась Леля, – есть такой Дуглас, ну по телику поет, сначала нормально, даже красиво получается, потом как завизжит: «А-а-а-а…» Жуткое дело! Очень похоже Никита выступает, определенно станет певцом.

Я быстро сложила пальцы крестиком, нет уж, не надо. Леля склонилась над коляской.

– Когда видишь маленького, сразу такого же хочется!

– Ну и в чем дело? Кто мешает?

– Издеваешься, да? – рассердилась Лелька. – Близнецы только в школу пошли. Кстати, знаешь, у него жабры на шее!

– Что?! – заорала я, наклонившись к коляске. – Какие жабры? Где? Кошмар!

– Да не у Никиты, – отмахнулась Леля, – а у Дугласа, ну, у певца. Вон вчера в «Экспресске» прочитала, он способен больше пяти минут под водой сидеть!

Я перевела дух и принялась вновь укачивать ребятенка. Жабры! Такое не всякому придет в голову! Молодец, «Экспресс-газета»!

– Почему он забинтован? – спросила Леля.

– Пеленки все время разворачиваются.

Юркина жена рассмеялась.

– Ну ты даешь, давай покажу, как надо завертывать.

– Лучше потом, видишь, заснул, слава богу, или ты уже уходишь?

– Нет, – радостно объявила Леля, – эта Света гениально шьет, такие брюки забацала…

– Эй, девки! – раздалось за спиной.

– А-а-а-а, – мигом закатился Никита.

– Чтоб ты провалился, – накинулась я на Ленинида, – разве можно так кричать в доме, где только что заснул ребенок? Я у тебя ключи отберу, если будешь подкрадываться и орать. На вот, теперь сам его утрясывай!

– Так я забыл про малыша, – начал оправдываться папенька, – из головы вылетело!

– Зачем пришел? – я продолжала злиться. – Поздно уже, ночь почти на дворе.

– Так Светка обещалась из старого пиджака мне жилетку сварганить, – пояснил папенька.

Еще один любитель обновок! Скоро тут будет филиал Дома моделей. Вячеслав Зайцев от зависти все локти себе искусает! Не успела я обозлиться окончательно, как раздался резкий, требовательный звонок. Никитка вновь зарыдал. Вне себя я сунула папеньке ручку от коляски и понеслась к входной двери. Интересно, кому еще Светка пообещала новое платье или брюки?

На пороге стояла совершенно незнакомая худенькая женщина с робким, каким– то кроличьим лицом.

– Уж простите, Христа ради, – завела она, – но я прямо с поезда, документы у меня украли…

Ну вот, теперь попрошайки являются на дом. Пошарив в кармане куртки, висевшей на вешалке, я протянула нищенке горсть мелочи:

– Возьми.

Та вспыхнула огнем:

– Нет, спасибо, я не побираться пришла. Мне нужен Ленинид.

– Кто? – удивилась я, окидывая взглядом бесцветную бабенку, у ног которой устроился жуткий, ободранный чемодан, больше похожий на посылочный ящик, чем на саквояж.

– Ленинид Иванович Тараканов тут? – робко повторила тетка. – Уж извините, коли что не так, мне по справке его адрес дали, только там заявили, будто Ленинид к дочери ушел, и рассказали, как к вам добраться. Простите, коли помешала… А вы случайно не Виола?

– Случайно да, – ответила я.

Женщина закрыла глаза и, рухнув на стул у входа, зарыдала в голос:

– Доченька моя, родименькая, прости свою мать неразумную, сиротой тебя оставила, разлучили нас злые люди…

– Вы чего? – попятилась я. – Вы кто?

– Мама твоя, Светлана Алексеевна Коломийцева, – перестала всхлипывать баба, – всю жизнь тебя искала, еле-еле нашла, доченька, кровинушка, солнышко ясное!

Забыв, что в доме спит младенец, я заорала:

– Ленинид, поди сюда!

Тут же понесся сердитый плач Никиты. Папенька выскочил в прихожую и забормотал:

– Чего визжишь, словно потерпевшая? Только-только криксу утряс! Теперь по новой здорово! Ну неужели…

– Это кто? – прервала я его стоны и ткнула пальцем в Свету-2. – Отвечай, на милость!

– Баба, – сообщил папенька, вытаращив маленькие глазки.

– Вижу, что не мужчина. Кем она тебе приходится?

– Так никем, впервые вижу.