В общем, жила пара счастливо до того момента, как Нюре на работе велели пройти диспансеризацию в районной поликлинике. Домой она не вернулась, у нее нашли опухоль и моментально отвезли в больницу. Встревоженный Андрей Архипович кинулся к жене, как всегда, с букетом.
– Ну не дурак ли, – зашипела ему вслед медсестра, – другой бы догадался умирающей бабе чего вкусного притащить, а этот ромашки припер.
Андрей Архипович услышал злобную речь и вздрогнул. Как «умирающей»? Это ошибка, Нюра же никогда не болела.
В отличие от медсестры, Нюра обрадовалась букету, велела поставить его в банку, потом сказала:
– Бабы, дайте мужу словечко наедине сказать.
Остальные обитательницы палаты тихими тенями выскользнули в коридор. Нюра взяла супруга за руку.
– Уж прости меня, Андрей Архипович, повиниться хочу!
– Да в чем? – изумился супруг.
– Опоили мы тебя тогда с сестрой, – вздохнула Нюра, – полковница нам денег дала. Очень уж ей твою комнату получить хотелось, ну и заплатила всем. Верке, мне и председателю, чтоб расписал тебя со мной по-быстрому. Невменяемый ты был на свадьбе, в самогонку лекарство натолкали, уж не помню, как оно называлось, Верка из города приволокла, ей его полковница дала.
Андрей Архипович только моргал.
– Пока ты после свадьбы месяц без роздыху самогонку пил, – продолжала Нюра, – Нинель все устроила с жильем. Якобы ее сосед к жене прописался. Уж не знаю, сколько и где она взяток раздала, только дело моментом связалось.
Андрей Архипович лишь моргал, оценивая происходящее.
– Я думала, ты убежишь сразу, – шептала Нюра, – а видишь, как вышло, столько лет в любви прожили. Спасибо тебе. Прости, коли чего плохого сделала.
Кутякин ощутил вдруг пинок совести.
– Это ты меня извини, – пробормотал он, – не такой уж я хороший муж, денег не заработал.
– Зато любовь у нас была!
– Так почему «была», – приободрился Кутякин, – я тебя люблю.
– И не осерчал за обман?
– Ерунда какая! Наоборот, к счастью получилось!
Нюра заплакала, муж начал успокаивать ее, в конце концов она вытерла лицо и сказала:
– Иди домой!
Супруг покорно кивнул и направился к двери.
– Андрюша! – окликнула его Нюра.
Кутякин остановился и с удивлением посмотрел на Нюшу, до сих пор она его иначе как Андрей Архипович не величала.
– Что, милая? – спросил он.
– Ты не пей после моей смерти, иначе погибнешь! – совсем тихо попросила Нюра.
– Выбрось глупости из головы.
– Дай честное слово, что последнюю рюмку поднимешь на моих поминках.
– О боже, прекрати!
– Нет, скажи.
Чтобы успокоить жену, Андрей Архипович скороговоркой бормотнул:
– Обещаю.
Но Нюра снова осталась недовольна.
– Поклянись, возьми в руки крестик!
Пришлось Кутякину повиноваться, Нюра с облегчением вздохнула.
– Хорошо, но помни, ты на нательном кресте обещание давал, нарушишь его, господь не простит.
Андрей Архипович только вздохнул и ушел, бросив на прощанье:
– Завтра встретимся.
– Ты на Иру Малову посмотри, – вдруг крикнула Нюра, – хорошая баба, ничего, что у нее дочь! У нас-то дети не получились, может, чужую воспитаешь.
Андрей опрометью бросился в коридор. Ну и глупости несет Нюрка! Андрею Архиповичу никого, кроме жены, не надо. Идя домой, бывший актер изумлялся, только сейчас он понял, что любит Нюру, и только сейчас сообразил, как много она для него сделала.
– Ничего, моя роза, – бормотал Кутякин, бодро шагая через лес, – теперь я исправлюсь, одену тебя, осыплю золотом, шубу куплю! Засучу рукава и за дело, заработаю на манто.
Но, видно, не суждено было Нюре носить шубу, ночью жена Кутякина умерла. С горя Андрей Архипович впал в запой и не помнил ни похорон, ни поминок. Очухался лишь через неделю, открыл глаза и увидел… Нюру.
– Смотри, Андрей, – погрозила супруга пальцем, – попросила я, чтобы тебя пока не наказывали. Только не пей больше, иначе плохо тебе придется!
Кутякин вскочил на ноги и с воплем: «Милая! Моя роза!» – попытался обнять ожившую покойницу.
Нюра печально улыбнулась и начала таять, обомлевший Андрей Архипович увидел, как растворились ноги, потом тело, руки и голова. На месте Нюры остался небольшой сгусток тумана, который тихо подплыл к окну и проник сквозь стекло наружу.
Ошалевший Кутякин схватился за бутылку, понюхал содержимое и вдруг понял: он больше не может пить, душа, как говорится, не принимает!